Лорд целовал Латонию, и больше она уже не принадлежала себе. Во всем мире не существовало более ничего, даже луны и звезд, — только его руки и губы…
Казалось, вечность спустя Латония прошептала у плеча лорда Бранскомба:
— Я… люблю… тебя!
Он обнял ее еще крепче, и в свете камина, бросавшего золотой отблеск на стены, Латония видела в его глазах такую любовь, что ей захотелось плакать от счастья.
Свободной рукой лорд откинул волосы ей со лба и произнес:
— Как можешь ты быть таким совершенством? Я все время пытался найти в тебе хотя бы один изъян, но это невозможно, и теперь я знаю, что я самый счастливый человек в мире, потому что ты принадлежишь мне.
— Это… правда? Это так? — спросила Латония. — Я твоя… жена… но… я всегда буду бояться… тебя потерять.
— Я не хочу, чтобы ты волновалась, — ответил лорд Бранскомб, — и потому больше не стану предпринимать таких путешествий, как в этот раз.
— Ты… обещаешь?
— Мне легко дать такое обещание, — ответил он, — потому что я узнал, что вице-король приготовил для меня другое задание.
— Какое? — опасливо спросила Латония.
— Стать губернатором, — объяснил лорд Бранскомб. — И я знаю, что ни у одного губернатора не будет лучшей супруги, чем у меня, дорогая.
— Неужели мне это… не снится?
— Когда наш медовый месяц закончится, мы поедем в Калькутту, и ты убедишься, что я говорю чистую правду.
— Я рада… Я очень рада. Я так тебя люблю! Боюсь, я больше не смогла бы пережить такие мучения, как сегодня.
— Теперь ты понимаешь, что я чувствовал все это время.
Он обнял ее крепче и произнес изменившимся голосом:
— Если бы я был обречен потерять тебя, я предпочел бы «яблоко смерти», чем жизнь в одиночестве.
— Никогда не говори так! — воскликнула Латония. — Ты так прекрасен, так благороден, что, даже если бы меня не было в твоей жизни, для тебя всегда нашлось бы дело, и Индия не смогла бы жить без тебя.
— Сейчас меня волнует не Индия, а ты, — ответил он. — Я знаю, драгоценная моя, что ни один из нас не смог бы прожить без другого. Здесь, под сенью Гималаев, мы не можем не понять, что встретились не впервые и что любовь наша вечна.
— Мне тоже… так кажется. Папа говорил про реинкарнацию, и я всегда молилась о том, чтобы встретить того, кого я любила, и кто любил меня.
Сердито вздохнув, она добавила:
— Я так злюсь на себя, что не почувствовала, что ты тот самый человек, еще тогда, когда мы впервые встретились.
— Я должен был почувствовать то же самое, — признался лорд Бранскомб, — но прошло очень много времени, прежде чем я понял, что твои чары опутали меня и держат крепко, как бы я ни вырывался.
— Я так рада… Так рада, что ты это чувствовал.
— Я собирался заставить тебя выйти за Эндрю Ауддингтона.
Латония вскрикнула от ужаса:
— Как ты мог? Как ты мог хотя бы подумать такое?
— Я хотел освободиться от любви, которая росла изо дня в день. Единственный выход я видел в том, чтобы выдать тебя замуж за кого-нибудь другого.
— Как мог ты надеяться, что я совершу такую… ужасную вещь?
Лорд Бранскомб улыбнулся:
— Я чувствовал, что ты откажешься, поэтому и помалкивал. А теперь мы можем забыть обо всех несчастьях и помнить лишь, что мы вместе, как было предначертано судьбой.
— Это наша… карма, — прошептала Латония.
— Прекрасная, великолепная карма, как мне представляется, — сказал лорд Бранскомб, — и год от года она будет все лучше.
— Я хочу… сделать тебя… счастливым.
— Сейчас я счастливее, чем был когда-либо в жизни, — ответил он, — потому что ты — моя, и я буду заботиться о тебе, и больше никогда, никогда ты не проведешь меня.
— А ты простишь меня на этот раз?
— Не совсем. Я намерен продолжить наказание — поцелуями.
Латония придвинулась к нему.
— Мне бы это… понравилось…
Он поцеловал ее и почувствовал, как она затрепетала.
— Я люблю тебя! — воскликнул он. — Господи, как же я тебя люблю!
Его пальцы легли на ее нежную шею.
— Если ты когда-нибудь разлюбишь меня, — яростно произнес он, — я тебя удушу!
— Я люблю тебя… я люблю тебя сердцем, рассудком… и душой. Они всецело твои.
Его рука опустилась ниже, и пальцы коснулись ее груди. Лорд тихо произнес:
— И твое тело?
— Оно… тоже твое. Прошу тебя… верь мне.
— Я верю, — ответил он. — Но, прекрасная моя, ты должна снова и снова доказывать мне свою любовь.
Его губы вновь завладели ее губами, и Латония почувствовала, как языки пламени опять загораются в ней. Они становились все жарче и выше, пока не коснулись ее губ и не встретились с пламенем, пылающим в ее возлюбленном. Потом она поняла, что нет нужды доказывать свою любовь на словах, потому что боги снова спустились с небес и объяли их божественным светом. Лорд Бранскомб и Латония стали одним целым, которое началось в вечности и уходило в вечность.
Они стали любовью.
Любовью, которая никогда не умрет.
