– Заметь, Сусана, вовсе не все стихи оказываются могущественными, – вмешался Сесар. – Значительная часть поэзии, по этой теории, не более чем эстетика и служит лишь, если можно так выразиться, неким «покрывалом» для сокрытия правды. И даже в тех поэтических произведениях, которые содержат в себе стихи власти, только несколько строк несут ее в себе. К тому же, без сомнения, их не так-то просто обнаружить, а еще того менее – продекламировать: только дамы могут это делать. – Он обернулся к Рульфо и улыбнулся ему. – Хорошо, перейдем теперь к самому поразительному – тем пунктам этой истории, которые имеют отношение к твоей, ведь имеют, Саломон? Тот предмет, который вы с этой девушкой вместе вытащили из аквариума, может оказаться имаго, той самой фигуркой, с которой они способны жить «вечно», а строки Данте и Вергилия, которые ты обнаружил, являются теми самыми «филактериями», и они послужили причиной того, что дверь дома открылась, что горел свет в аквариуме, что ты нашел портрет моего деда и имаго… Любопытная история, да. Совершенно невероятная, но совсем неплохо состряпанная. На самом деле… – Взгляд Сесара мечтательно затуманился. – А разве не может она получить какого-нибудь научного объяснения? Что, собственно, знаем мы о материи? А что, если звуковые волны, которые мы порождаем при говорении, могут влиять на орбиты соседних электронов до такой степени, что возникают существенные изменения в реальном мире?.. Обратите внимание, кроме всего прочего, на то, что традиционно при любом «колдовстве» необходимо звучание, какая-нибудь абракадабра и тому подобные штуки… А что, если именно это звучание и есть та самая реальная причина производимого эффекта?.. Подумайте о клятвах, о молитвах святым, которые, в соответствии с народными верованиями, могут производить определенное воздействие… Вспомните, в конце концов, что Бог есть Слово и что мир Он создал при помощи слова… А «поэзия» идет от poiesis, что по-гречески означает «творение». Не может ли все это указывать на некие расплывчатые метафоры, крутящиеся вокруг тайной силы языка и ее тайного преобразования при помощи поэзии?.. Aга, Сусанa, судя по твоему лицу, кажется, что-то сдвинулось. Ты уже не выглядишь таким скептиком.
И внезапно, после эффектнейшей паузы, Сесар захлопнул книгу. Звук оказался таким громким, что Рульфо и Сусана моргнули.
– Впрочем, как я уже сказал, речь идет не более чем о простой фантазии не самого посредственного автора…
– О, Херберия, прекрасная и ужасная богиня, прости свою рабу Сусану, которая вынуждена покинуть это интереснейшее заседание, жалость какая! – Она потянулась, явив взорам свои худые руки. – Не могу не пойти сегодня на званый ужин – с театральными руководителями-главарями… Это именно те люди, которые вкладывают деньги в мой проект. Кроме того, там, возможно, будут и кое-какие знакомые журналисты, которых я смогу порасспросить о Лидии Гаретти… Пойду в душ. Я тебя еще застану перед уходом, дорогой ученик Рульфо?
– Может быть, – сказал Рульфо.
– И если так, то я уверена, что с этого дня впредь мы будем видеться чаще… У нас в руках великая тайна, которая ожидает своего раскрытия, верно, Сесар?
Сесар ответил как-то невразумительно, и Рульфо почувствовал его внезапную неловкость. «Он использует эту историю, как если бы это была конфетка, бог мой. Как будто он живет с девочкой и предлагает ей конфетку, дабы удержать ее подле себя».
– Мы можем поговорить, Сесар? – спросил он, когда Сусана, судя по шагам, поднялась наверх и закрыла за собой дверь спальни.
– Мы уже разговариваем.
– Что, если нам продолжить в комнате? Она еще существует?
Сесар, кажется, понял. Глаза его сверкнули.
– Да, пойдем.
Эта «комната» – так называли это помещение члены литературного кружка Сесара – располагалась через стену от столовой. Она представляла собой крохотное пространство, которое хозяин тщательно оберегал от нескромных глаз при помощи матового стекла. В ней стоял большой телевизор и находились пленки – записи праздников и общественных мероприятий. Мягкий белый ковер на полу приглашал обнажиться, и Рульфо не раз принимал это приглашение. Все это осталось уже в прошлом. В «комнате» велись более откровенные разговоры, и при этом из столовой или спальни никто не имел возможности их услышать.
Когда Сесар закрыл дверь, заключив их обоих в подобие капсулы, Рульфо сказал:
– Оставь это, Сесар.
– Что же я должен оставить?
– Эту тему. Все, точка. Займись чем-нибудь другим и не дразни больше Сусану.
– Ты с ума сошел?
– Да, – подтвердил Рульфо. – Можешь думать так. Я сошел с ума. Вообразил то, чего не было. Никогда не был в доме Лидии Гаретти. Все было выдумкой.
Улыбка Сесара растаяла прежде, чем Рульфо договорил. Теперь он пристально смотрел ему в глаза:
– Что случилось, Саломон?
И он решил рассказать. Не вдаваясь в детали, он изложил основные события, имевшие место со вчерашнего вечера: девочка в рваном платье, театр, обыск в его квартире. Когда передавал свой разговор с Бласом Маркано, думал, что его стошнит.
– Блас Маркано Андраде, театральный продюсер, посмотри в Интернете… Изнасиловал и убил свою шестнадцатилетнюю дочку, Сорайю Маркано, в одна тысяча девятьсот девяносто шестом году, а потом покончил с собой. Но я говорил вчера вечером с ним и с его дочерью… Не спрашивай меня, откуда я знаю, но я уверен, что это были они. Возможно, Маркано принадлежал к секте и был наказан за какую-то провинность, как тот приговоренный, которого видел Мильтон. Не понимаю как, но…
Сесар снял очки и медленно опустился на огромный, занимавший главенствующее место в крошечной гостиной диван с роскошной спинкой, декорированной рядами пуговиц.
– Невероятно, – прошептал он. – Я никогда не думал… Нет, боже мой!.. Даже… даже когда я закончил читать эту книгу, я продолжал думать, что все это сказки, легенды, смешанные с воспоминаниями моего деда и твоими собственными приключениями… Боже мой!.. Ты хоть понимаешь, что все это значит?..
– Я не собирался воодушевлять тебя, Сесар. Наоборот. Это опасные люди.
– Не сомневаюсь. Для меня совершенно очевидно, насколько они опасны. Но они ничего тебе не сделают, если ты вернешь им фигурку. Ведь именно этого они от тебя хотят, так?.. На твоем месте я бы ее отдал. Каким бы способом она к тебе ни попала, она не твоя. Она принадлежит им.
– Верну я ее или нет, дело ведь не в этом. Я хотел поговорить о том, что вы должны позабыть об этом гребаном деле, забыть раз и навсегда, и что я проклинаю тот день, когда мне пришла в голову мысль…
– Я еще могу оказаться тебе полезным, дорогой ученик. – Сесар остановил его жестом. – Чтобы найти Герберта Раушена, помнишь о нем?.. Он – единственный человек, который может рассказать нам немного больше о том, о чем мы уже знаем, поведать то, чего нет в книге, о даме номер тринадцать… Почему он сказал мне, что она так важна? Почему в книге о ней не упоминается?..
– Да они уже, скорее всего, нашли возможность заткнуть Раушену рот. И сделают то же самое с вами, если…
