Счастливый Адольф отправился в Карлсбад, на встречу с невестой. А его брат Морис, которому Ольга как раз очень понравилась, и был бы рад на ней жениться, но этого не захотела она сама – ведь Морис являлся всего-навсего младшим братом и собственного государства у него не было…
В январе 1844 года в императорской семье состоялась не одна, а сразу две свадьбы. Александра Николаевна Романова, родная сестра Ольги и, соответственно, двоюродная сестра Елизаветы Михайловны, обвенчалась с принцем Фридрихом Гессен-Кассельским, а через три дня, 1 февраля, обвенчались Елизавета и Адольф. Невесте шел восемнадцатый год, жениху – двадцать седьмой. Она была представительницей одной из самых могущественных семей Европы, он – монархом небольшого, но самостоятельного государства. Но, главное, он был по-настоящему влюблен, а она отвечала на его чувства…
Можно представить себе размах празднеств, которыми в Петербурге отмечали свадьбы правящего дома! И родители Елизаветы изо всех сил старались, чтобы свадьба их драгоценной Лилли ничуть не уступала по размаху свадьбе ее кузины.
Александра Николаевна осталась – на время, как считалось – в России, поближе к родителям, а вот Елизавета Михайловна отправилась на родину супруга. Жить им предстояло, разумеется, в столице герцогства – в Висбадене.
Будучи членом императорской фамилии, Елизавета Михайловна получила роскошное приданое – помимо личных вещей, подготовленных для нее семьей, великой княжне полагался один миллион рублей серебром; а если конкретнее, то она получала право пожизненно пользоваться доходами с этой суммы. Годовой процент был не так уж и высок, 4 %, но в итоге, благодаря размеру основного капитала, доход получался высоким – сорок тысяч рублей ежегодно, очень большая сумма по тем временам.
Более того, поскольку Елизавета Михайловна была супругой правящего герцога, то, помимо еще одной крупной суммы, «свадебного подарка», ей полагались и ежегодные выплаты, что называется, «на булавки». Словом, герцогиня была, в соответствии со своим рангом, очень обеспеченной женщиной.
Однако вместо того, чтобы спускать деньги на туалеты и драгоценности, Елизавета Михайловна с самых первых дней своего пребывания в Нассау пошла по стопам самого близкого и самого уважаемого ею человека – матери. Елена Павловна выделяла на благотворительность и время, и деньги, и Елизавете Михайловне было с кого брать пример. От выплат из казны Нассау она отказалась, настояв, чтобы эти деньги были пущены на удовлетворение нужд самых бедных жителей ее новой родины. Часть денег пошла на приобретение земельных участков, которые раздали беднякам с тем, чтобы те могли заниматься земледелием и таким образом прокормиться, часть – на выкуп вещей, которые были отданы под залог нуждающимся. Еще одна идея, которую Елизавета Михайловна не успела осуществить, – открытие детской больницы. Заметим, в те времена в Висбадене вообще не было такого лечебного учреждения, эта больница должна была стать первой!
Словом, деятельная герцогиня нашла чем себя занять, а еще наслаждалась семейным счастьем. Спустя несколько месяцев после свадьбы стало ясно, что Елизавета Михайловна ожидает ребенка. Эта новость привела Адольфа в восторг, а вместе с ним и остальное герцогство – Елизавету Михайловну, такую юную, но внимательную и добросердечную, там успели полюбить. Ее окружали самой нежной заботой, Елена Павловна обещала приехать к дочери, словом, казалось, все складывалось как нельзя лучше.
Но летом того же, 1844-го, года в Царском Селе скончалась Александра Николаевна, прелестная кузина Елизаветы Михайловны, с которой они почти одновременно праздновали свои свадьбы. Чахотка не позволила ей доносить ребенка, и, родив шестимесячного мальчика, бедняжка скончалась. Эта смерть стала страшным ударом для ее родителей и всей большой семьи Романовых, так что Елена Павловна изо всех сил поддерживала и мужа, и деверя и не поехала в Нассау. А надо было…
27 января 1845 года Елизавета Михайловна родила дочку. Увы, девочка скончалась, а вскоре скончалась и она сама – почти ровно год спустя после свадьбы кузины и не дожив нескольких дней до собственной первой годовщины супружеской жизни.
Именно это и будет сводить с ума несчастного супруга, который будет хоронить свою Елизавету, все повторяя и повторяя: «Год назад я стоял с ней перед алтарем». Поверить, что этой жизнерадостной и такой юной – ей ведь не исполнилось еще и девятнадцати! – женщины, счастливой жены, которая могла стать столь же счастливой матерью, больше нет, было очень трудно.
В память о супруге герцог Адольф выстроил храм. Изящное здание с золотыми куполами высится на одном из самых высоких мест в окрестностях Висбадена – на так называемой Нероновой горе, Нероберге. Архитектор Филип Хоффман отправился в Россию, чтобы своими глазами посмотреть на лучшие образцы русского церковного зодчества, так что выстроенная из светлого песчаника церковь очень напоминает своих русских «собратьев», только очертания ее более вытянуты, отчего она кажется более стройной и элегантной. А над иконостасом работал Карл Тимолеон фон Нефф, который создал множество икон для храма Христа Спасителя в Москве и Исаакиевского собора в Петербурге. Фрески же писал Валерий Иванович Якоби, придворный художник.
В одной из стен храма Праведной Елизаветы сделана ниша. Там стоит саркофаг из белоснежного каррарского мрамора, в котором покоится Елизавета Михайловна вместе с дочерью. Надгробие украшает мраморная же фигура – юная Елизавета в легкой тунике и венке из роз покоится на мраморном ложе, напоминая красавиц античной эпохи…
На кладбище рядом с церковью в Висбадене немало русских имен, и среди них, например, Юлиана Павловна Кюхельбекер, сестра «Кюхли», близкого друга А. С. Пушкина Карла Кюхельбекера. И граф Мусин-Пушкин, так восхищавшийся матерью Елизаветы, Еленой Павловной, тоже лежит там.
Впоследствии, в середине 1890-х годов, император Николай II выкупил и участок, прилегающий к церкви, и выстроенное рядом здание в русском стиле, и сам храм – все это сохранилось до наших дней и принадлежит Русской православной церкви.
Место для этой памяти о жене герцог Адольф выбрал неслучайно – холм с церковью Праведной Елизаветы виден из многих точек города, но главное – из герцогского дворца, где он и Елизавета были так счастливы – пусть и меньше года. Память о ней пытались сберечь всеми силами – в том же печальном 1845 году была открыта детская больница, строительство которой успела запланировать несчастная герцогиня. Имя больница, конечно же, тоже получила в ее честь, а работать в ней стал личный врач Елизаветы, который приехал с ней из России, А. Вейзенталь. Увы, сберечь свою подопечную ему не удалось, так что все свои силы он посвятил ее детищу.
А в России Елена Павловна, которая полтора года спустя потеряет и старшую дочь, Марию, откроет приюты в Петербурге и Павловске и назовет их приютами «Елизаветы и Марии». Такие поступки хоть и не облегчают боль, зато напоминают об ушедших не только членам семьи.
Адольф оставался безутешным долго. Быть может, он так и не женился бы, или женился бы годы спустя, если бы в 1850 году не скончался его младший брат Морис, который был наследником своего бездетного брата. Оставался еще только один представитель мужской ветви семьи, помимо Адольфа, – его сводный брат Николас, сын мачехи, герцогини Паулины. Словом, чтобы обеспечить стране наследника, Адольф был вынужден снова вступить в брак, и в 1851 году, через шесть лет после смерти Елизаветы Михайловны, он обвенчался (предварительно посоветовавшись с российским императорским домом) с Адельгейдой Марией Анхальт-Дессауской.
