Когда стало известно, что в Стоун-Темпл прибывает сам Преподобный Браун (а известно это стало много раньше, чем полагало большинство горожан), для великого человека и его окружения на вилле «Эндрюс» было зарезервировано местечко. Комнаты не сдавались и стояли пустыми, ожидая именитого постояльца, ведь Преподобный Браун был одним из немногих, кому все еще верили люди.
– Наверное, несколько театрально на ваш вкус, да? – продолжал допытываться Браун.
– Знаете, я вообще не большой любитель ходить на проповеди, так что… Главное, чтобы народу нравилось, а остальное – не моя забота.
– Понимаю, – кивнул Преподобный. – Я не ошибусь, если предположу, что вы сделались «нелюбителем ходить на проповеди» после смерти супруги?
– Никак не привыкну, что в наши дни все и всё обо всех знают, – напрягся Мейкон.
– Верно, узнать это было несложно, – согласился Браун. – По крайней мере, теперь. Ваш город и всех его жителей разве что в микроскоп не разглядывают. – Он свел пальцы в кружок, имитируя окуляр микроскопа, и посмотрел сквозь них на Мейкона. – Но человек вообще должен стремиться узнать о других людях как можно больше. – Он потер ладони, словно они замерзли, потом постучал кулаком о кулак. – Почему вы решили стать шерифом?
– Так уж вышло.
Преподобный встал, подошел к другому краю стола и со вздохом опустился там в кресло. Откинулся на спинку, посидел немного, потом вновь подался вперед, словно ему стало вдруг неудобно. Оперся локтями о край стола и взглянул на Мейкона поверх сжатых в замок пальцев.
– Могу я поинтересоваться, во что вы верите, Мейкон? В духовном плане?
Мейкон давно ждал этого вопроса. В последнее время о его религиозных воззрениях спрашивали все, кому не лень. Невозможно было игнорировать очевидную параллель между тем, что сделала Эйва, и чудесами, совершенными Христом. Естественно, людей интересовало, что по этому поводу думает ее отец. Они хотели узнать, католик он, баптист, методист, иудей, мусульманин, буддист, даосист… А может быть, атеист, деист или агностик? Или еще кто? Однако чудеса невозможно втиснуть в узкие рамки. Покуда человек признаёт существование мирского, он верит и в чудесное. Всех волновало, ходит ли Мейкон в церковь каждую неделю или не ходит? Молится ли он вообще? Верит ли хоть во что-нибудь?
Мейкон считал, что верующий он или нет – один черт. Если объявит себя верующим, атеисты тут же заорут, что все это – мистификация, организованная религиозным фанатиком. Скажет, что религия не играет существенной роли в его жизни, его заклеймят набожные, поскольку иначе как чудом деяния Эйвы не назовешь…
– Я верю в то, во что верю, – уклончиво ответил Преподобному Мейкон.
Это было лучшее, что он смог придумать: такой ответ никого не задевал и, в общем-то, ничего не значил.
– Понятно, – кивнул Преподобный Браун. – Все мы вольны стоять на собственной духовной основе, какой бы она ни являлась. И в эти дни, полагаю, из-за того, что творится вокруг вас и вашей дочери, вы заслуживаете этого права больше, чем кто-либо.
– Почему-то мне сдается, что за этим последует какое-нибудь «но», – хмыкнул Мейкон.
– Да, мне кое-что от вас нужно.
– Что именно?
– Если коротко, помощь. – Преподобный умолк, словно давая Мейкону время подумать, о чем именно его собираются просить. – Я верю, что могу помочь вам и вашей семье, на сей счет, по-моему, я уже выразился совершенно определенно. Но я никак не смогу этого сделать без вашего позволения. Поэтому я прошу у вас разрешения помочь Эйве. А лучше всего, если вы оба присоединитесь к моей пастве.
– И что тебе сказал этот Преподобный Браун? – спросила Кармен.
Они стояли на подъездной дорожке. Погода держалась не по сезону холодная. Но было поздно, Эйва уже спала, поэтому они решили поговорить во дворе. Одно из несомненных достоинств жизни в лесу – отсутствие соседских ушей и глаз. Не то чтобы им часто требовалось уединение, но сейчас оно оказалось как нельзя кстати.
Мейкон смотрел на подножие холма, куда спускалась подъездная дорожка. Там, где еще недавно постоянно горели огни репортерского лагеря, была темнота.
– Куда подевались пираньи? – поинтересовалась она.
– Ты не ответил на мой вопрос. – Кармен решительно скрестила руки на груди, и Мейкон понял: пока он не ответит, она не сдвинется с места.
– Ты не представляешь, какая ловкость требуется, чтобы уходить от твоих вопросов, – отшутился Мейкон.
– Ты недооцениваешь беременную женщину, которой вполне достанет сил огреть мужа сковородкой, если он будет продолжать юлить.
– Ладно, ладно, – ухмыльнулся шериф, затем глубоко вздохнул, и его улыбка потухла. – Сдается мне, он неплохой человек.
– И что этому неплохому человеку нужно от Эйвы? – прямо спросила Кармен.
Ночной холодок бодрил. Из-за западных гор как раз выглянула луна, лохматые сосны проступили в густом тумане. Сверчки распевали свои последние песни, ветер с гор пах жасмином. Зима обещала быть ранней, но жизнь все еще теплилась в окрестных лесах.
– Ну? Неужели все настолько плохо?
– Он хочет, чтобы Эйва еще кому-нибудь помогла.
– То есть?
– Сделала бы для него то же, что и для Эльдриха. Преподобный считает, что, если она действительно обладает даром, у нее есть долг перед людьми и она обязана им помогать. Делать все, на что у нее хватит сил. – Губы Мейкона мучительно сжались, ему трудно стало говорить. – И мне кажется, в чем-то он прав.
– А по-моему, ответ ясен как дважды два: нет!
– Кармен…
– Что? Нечего тут обсуждать. – Она потерла пальцами висок. – Скажи ему, чтобы убирался к дьяволу, куда, кстати, ты должен был послать и Эльдриха. Давай взглянем правде в лицо: никто определенно не знает, что именно произошло с Эйвой и Уошем. Никто не понимает, как она это сделала. Черт, да полмира вообще не верит в случившееся! И как по мне, это совсем неплохо. Может, так весь этот ералаш скорее уляжется. – Кармен сжала руку Мейкона и прямо посмотрела ему в глаза. – Нам известно одно: потом она чувствует себя очень плохо. Мейкон, она ведь пролежала без сознания три дня! И до сих еще не поправилась. Исхудала, как щепка, все время мерзнет.
– Да знаю я, знаю. – Мейкон отвернулся. – Вот только… Понимаешь, мы же не можем сделать вид, что ничего этого не было, и обо всем забыть.
– Отчего же? Просто пошлем их куда подальше, и дело с концом. И когда кто-нибудь снова заявится с просьбой устроить какой-нибудь эксперимент или, там, пожелает, чтобы она кого-нибудь исцелила, мы твердо откажем. По-моему, это прекрасный выход. У нас у всех есть право сказать «нет».
– Ты же должна понимать, насколько все это серьезно, Кармен. – Мейкон в свою очередь ласково сжал ее руку. – Она совершила нечто небывалое, и, может быть, с помощью Брауна у меня будет больше шансов справиться с ситуацией, – проговорил он неуверенно. – Не знаю. Все это, – он неопределенно развел руками, – как-то слишком для меня одного. Люди задают вопросы, а я понятия не имею, что им отвечать. Она моя дочь, а я не знаю, что с ней творится. – Мейкон вздохнул. – Врачи говорят, ей уже получше.
