Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 37
Человека из расклада исключили, он превратился в независимого индивида, чья задача покорить мир. Женщину сконструировали во вторую очередь, наделив способностью привязывать к мужчине, – то, что он с собой не взял.
Привязанность, естественность, тело, жизнь. Он разум. Она чувство. Он сознание. Она тело. Он самостоятельный. Она зависима. Он активен. Она пассивна. Он эгоистичен. Она способна к самоотречению. Он жёсткий. Она нежная. Он расчётлив. Она нерасчётлива. Он рационален. Она иррациональна. Он изолирован. Она связана со всем. Он учёный. Она колдунья. Мужчина доказывает, что есть вещи, ради которых стоит умереть. Женщина доказывает, что есть вещи, ради которых надо жить. Так в нашем представлении распределяются роли. Таков, собственно, танец. Прекрасное распределение, если бы речь шла только о танце.
На самом деле не так важно, что делают мужчины и женщины статистически. В любом случае, есть масса утверждений, за которые мы всё время держимся. Женщина всегда должна так или иначе соответствовать тому, что от неё ждут в связи с её полом. Мужчина тоже, но немного иначе.
Когда речь заходит об отмене гендерных стереотипов, это не предполагает, что мальчика одевают в розовое, или что директор, желая, чтобы его «принимали серьёзно», надевает рубашку в цветочек. Это будет смешно. Но занимающая высокую должность женщина по-прежнему обязана носить тёмный костюм. А если она вдруг придёт на работу в рюшах и воланах, коллеги тут же начнут судачить. Она должна одеваться нейтрально, то есть как мужчина. Должна приспособиться к уже существующей структуре, выстроенной вокруг мужского тела. Одновременно она не должна быть чересчур мужеподобной, должна оставаться женщиной – но подчеркнуть, что занимается традиционно мужским занятием. Баланс найти трудно.
От мужчин ждут совсем другого. Никто не требует от Джейми Оливера, чтобы он вёл себя как женщина, только потому что еду в доме традиционно готовят женщины. Повара-телезвезду воспринимают серьёзно как раз потому, что он действует подчёркнуто мужественно. Он не режет базилик, он заворачивает базилик в полотенце и стучит им по столу. Раздаётся стон. Победа – базилик подчиняется, и его бросают в кастрюлю.
Тот же вектор в детском саду, когда от гендерных ролей избавляются, борясь с розовыми балетными пачками маленьких девочек: эта стереотипная одежда нам на физкультуре не нужна.
Мы же живём в прогрессивном и благополучном скандинавском государстве. Мы считаем, что дети должны расти свободными индивидами, а раз так, то девочки не должны ходить на физкультуру в розовых пачках. Это ограничивает их гендерную роль, к тому же в этих пачках им, наверное, неудобно.
Но об одежде мальчиков благонамеренные воспитатели не задумываются. Розовое балетное платье – гендерный стереотип, а одежда мальчиков воспринимается как нейтральная. И так почти всегда и во всем, что касается мужчин. Это входит в концепцию.
В образе шекспировского принца Гамлета представлен общечеловеческий вопрос: быть или не быть, но быть – как он. Мы все привыкли ссылаться на него, и женщины в том числе. Размышления Гамлета – это общечеловеческий опыт. Мужчина – норма, и «человеческий» становится синонимом «мужского».
А рожать детей – опыт не человеческий. Это женский опыт. Так мы привыкли воспринимать мир. Женский опыт всегда отделён от общечеловеческого. Никто не читает книги о родах, чтобы понять, как устроено мироздание. Для этого читают Шекспира или какого-нибудь великого философа, который пишет, что люди вырастают из земли, как грибы, и тут же начинают заключать друг с другом общественные контракты.
Пол есть только у женщины. Мужчина же – просто человечен. Только один из полов существует. Второй – вариант, отражение, дополнение.
В мире экономики утверждается, что всем нам как индивидам свойственны рациональность, стремление к максимальной выгоде, эгоистичность. Качества, которые традиционно считались мужскими. Поэтому мы их рассматриваем как нейтральные. У них нет пола, потому что у мужчины никогда не было пола. У человека экономического единственный пол. Одновременно теория всегда предполагала, что кто-то другой отвечает за заботу, уход, привязанность. Хотя всё это невидимо. Если хочешь попасть в экономическую историю, ты должен быть таким, как человек экономический. И при этом в основе экономики всегда лежит и другая история. История всего того, что человек экономический исключил, чтобы стать таким, каков он есть, и получить шанс заявить, что ничего другого не существует.
Женщины так же ценны, как и мужчины. Женщины дополняют мужчин. Женщины – это так же хорошо, как мужчины. Во всех этих утверждениях женщина представлена как версия мужчины. Женщина либо «как он», либо «противоположность ему». Но она всегда существует относительно его.
Либо она ценна, поскольку такая же, как мужчина, либо она его дополняет. Но речь неизменно идёт о мужчине. Хотя ход мысли допускает, что женщина может работать, заниматься наукой, сексом, икать, развязывать войну и водить экскаватор точно так же, как и он. То есть иметь те же права и преимущества, которые есть у него. Но при этом, как только она прекратит быть «как он», никакого равноправия она требовать не сможет.
«Пока к беременным мужчинам и беременным женщинам относятся одинаково, это не дискриминация», – было объявлено в решении Верховного суда США по знаменитому делу Geduldig v. Aiello в 1974 году. Дело касалось исключения беременности из списка страховых случаев. Суд постановил исключить. Но из страховки исключались не женщины. Исключались лишь «беременные индивиды». А то, что таковыми всегда (и каждый знает почему) являются женщины, считалось обстоятельством, не имеющим отношения к делу.
Женщина помещается только в те политические и экономические категории, которые предполагают, что её тело остаётся за пределами этих категорий. Идея, что женщина такая же, «как мужчина», даёт ей чрезвычайно условную свободу действий.
Хотя другой ход мысли – женщина ценна, потому что дополняет мужчину, – ограничивает ещё сильнее. В этом случае женственность снова конструируется как вариант мужественности. Ей не нужно быть «как он», вместо этого она обязана быть доброй супругой, создающий противовес жёсткому растущему рынку. Она берёт на себя те человеческие проявления, которые мужчина не потерпел бы в самом себе, но которые тем не менее хотел бы пережить. Общество обязывало женщину быть такой, каким не позволял себе быть мужчина: мягким, ранимым, естественным, с телом, чувствами, выносить на свет всё то, что скрыто на тёмной стороне Луны. Её принуждали к эмоциям, телесным ощущениям, естественности, субъективности и специфичности, потому что всего этого не было у него. Считалось, что все перечисленное – приговор биологии. На этот раз определение ей даётся исходя не из того, какой он, а из того, что он – не такой. Но в обоих случаях – исходя из него.
Женщина должна доказать, что либо она такая же, как мужчина, либо она может его дополнять. О ней самой речь не идёт никогда. Потому что есть только один пол.
Когда безразличный ко всему бизнесмен, герой Ричарда Гира в романтической комедии «Красотка», берёт с собой в оперу героиню Джулии Робертс, его больше интересует не само представление, а её реакция на «Травиату». Сам он под Верди плакать не может. Но он может смотреть, как плачет она. Она нужна ему, чтобы понять собственные эмоции, и единственная стратегия для этого – наблюдение за ней. Она даёт ему возможность ощутить себя живым. И он вдруг осознаёт, что любит её.
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 37
