– Она в таком состоянии очень давно. С тех пор, как не стало моего… отца. И я прошу у вас прощения за собственную безответственность, поскольку я должна была лучше присматривать за ней. Я знаю, что миссис Грувер могла серьезно пострадать. – Голос у нее дрогнул на этом слове. – Я могу заверить вас, что ваше пребывание здесь больше не будет омрачено подобными неприятностями.
Она взглянула на Леду.
– Мы с сыном не видели ничего, кроме добра, от Николаса и миссис Холлидей. Я многим обязана им, и я очень сожалею, что разочаровала их.
Голос у нее стал мягче, а огромные голубые глаза смотрели прямо на него.
– Я надеюсь, все вы будете великодушны и простите меня.
Ничто не могло бы так ловко выбить у него почву из-под ног, как эта речь. Он ненавидел, когда его застигали врасплох. Он ненавидел положения, в которых не мог владеть ситуацией. Сейчас же ситуация была целиком в руках Клэр. Только что она завоевала сердце и симпатию каждого человека в этой комнате своей искренностью и большими чистыми глазами.
Он выставит себя мерзавцем, если отвергнет ее боль. Как хитра она оказалась. Он уже не мог ни бушевать, ни неистовствовать, как ему хотелось. Ярость кипела в нем.
Вслух признаться перед всеми в своей беде, взять на себя ответственность за то, что она не уследила за матерью. Умно.
Милош кашлянул, ясно давая Николасу понять, что ему пора действовать.
Леда встала и бросилась обнимать свою невестку.
– Мы забудем обо всем. Правда? – Обняв Клэр за талию, она обвела взволнованным взглядом всех присутствующих.
Все кивнули и издали соответствующие звуки сочувствия.
Взгляд матери остановился на нем, и Николас понял, что над ним одержали верх. Он кивнул.
Леда просияла и усадила Клэр на диванчик возле себя. Клэр расправила юбки и неуверенно посмотрела на него. Она знала, что он не удовлетворился ее извинениями. Однако она умело сохранила лицо перед остальными.
– Миссис Пратт, вы не могли бы попросить миссис Трент принести Вильяма познакомиться с нашими гостями? – Леда повернулась к Кэтрин: – Сейчас вы увидите нашего драгоценного мальчика.
Когда миссис Трент принесла Вильяма, женщины сгрудились вокруг и начали сюсюкать и охать. Мужчины отошли в сторону и заговорили о ценах на перевозки.
Николас подозвал Сару.
– Мы еще не все обсудили относительно происшедшего, – сказал он, сжав ей запястье.
Она подняла на него испуганные голубые глаза.
– Хорошо, – ответила она. – Мне зайти к тебе в кабинет?
– Не знаю, сколько еще гости просидят. Кабинет открыт для них в любое время.
Одна светлая бровь вопросительно приподнялась.
– Я приду к тебе в комнату. Жди меня. Она согласно кивнула, отводя взгляд. Николас отпустил ее руку и поспешил обратно в комнату.
Он должен быть осторожен и не дотрагиваться до нее. Не приближаться к ней близко, чтобы не видеть огня у нее глазах, не чувствовать запаха ее кожи и волос.
Даже когда он был зол на нее, даже после того, как она позволила своей матери унизить его, даже несмотря на то, что он видел насквозь ее махинации, она пробуждала в нем желание. Если он даст слабину, это будет непростительной ошибкой.
Да, он должен быть осторожен.
Глава одиннадцатая
Николасу этот день показался бесконечным. Наконец собравшиеся в его кабинете джентльмены пошли наверх в свои комнаты, а он сам распахнул окна, чтобы проветрить наполненный табачным дымом кабинет.
На следующее утро мужчины поедут с ним в Янгстаун, а рассвет уже скоро. Он поднялся по ступенькам, решив все-таки выслушать Клэр.
С объемным конвертом в руках он тихонько постучался к ней. Миссис Трент и ребенок, скорее всего, уже спят. Она тут же открыла и отступила, пропуская его в комнату.
Николас вошел в комнату, в которой пахло так же, как и от нее самой, и обругал себя за то, что пришел на ее территорию.
Нет! – одернул он себя. Здесь нет «ее территории». Это его дом. Она здесь постольку, поскольку он позволяет ей это.
Он тут же почувствовал себя виноватым за такие мысли. Она – жена Стефана. У нее столько же прав быть здесь, сколько и у него. Просто он пытается поддержать в себе уверенность в правильности и справедливости своего гнева на нее.
– Ты не возражаешь, если я присяду? – спросила она.
Он повернулся. Судя по ее бледности, она очень слаба.
– Нет, – ответил он.
Она села в кресло и положила больную ногу на мягкую табуретку.
Он посмотрел вниз. Она была в туфлях. Одна лодыжка была заметно больше другой.
– У тебя нога отекла.
– Всегда так после проведенного на ногах дня.
– Надо было снять обувь.
– Я знала, что ты придешь.
Он почувствовал себя чудовищем. Он отложил в сторону бумаги и наклонился, чтобы расшнуровать ей туфли. Она вздохнула.
– Больно?
Она покачала головой. Губы у нее вытянулись в ниточку.
Он снял ботинок, осторожно опустил больную ногу на подушку и проделал то же самое со второй ногой.
– Тебе надо положить лед.
– Я уже отправила слуг спать. Завтра им рано вставать.
Он вспомнил про тающий лед в серебряном ведерке у себя кабинете.
– Я сейчас.
Он вернулся с ведерком, завернул лед в полотенце и приложил к ее лодыжке.
– Лучше?
Она закрыла глаза и откинула голову назад.
– Давай поговорим о том, ради чего ты пришел.
Конечно. Ей надо поспать.
– Это терпит, – решил он. Глаза у нее распахнулись.
– Ты заставил меня ждать, а теперь говоришь, что это терпит?
– Клэр, мы оба устали. Наверное, будет лучше, если мы поговорим в другой раз. – Интересно, какие мысли скрываются за серой дымкой ее глаз. – Я сдержал обещание.
Украдкой она посмотрела на конверт на столе.
– Бумаги, которые ты хотела, – пояснил он. Она не шелохнулась.
Он взял конверт и положил ей на колени. Наконец она подняла глаза.
– Спасибо.
У нее слипались глаза. Наверное, после того, как он видел ее последний раз, она успела навестить мать, покормить Вильяма, отпустить слуг. И после этого она еще ждала, когда он придет к ней скандалить.
– Наклонись.
Она вопросительно посмотрела на него, но повиновалась.
Он взял ее на руки и отнес на кровать. Его мятежное тело тут же отреагировало на ее запах, немного цветочный, но очень женственный. Опасный запах.
