Филипп помолчал минуту, а потом серьезно спросил:
— Ты не рассердишься и не передумаешь?
— Почему я должна рассердиться?
— Обещаешь?
— Да.
Филипп достал бумажник, извлек из него письмо и подал мне. Мои щеки вспыхнули. Это оказалось мое последнее письмо к маме, из-за которого я столько страдала. Оно было запечатано.
— Откуда это у тебя? — Голос мне не повиновался.
Филипп взял меня за руку, и я почувствовала, как лед в моем сердце медленно тает.
— Твоя мама не прочла его.
В этот момент я словно очнулась от кошмарного сна, полного страха и боли, и увидела вокруг себя цветущую сирень и апрельское солнце.
— Филипп, ты уверен?
— Абсолютно, любимая.
— Да, Филипп, я тебе верю. Но откуда тебе все это известно? Расскажи мне скорее. Я чувствую такую легкость, что могу улететь, как чайка, если ты не обнимешь меня еще крепче. Ты действительно был знаком с мамой и Полом?
Филипп кивнул:
— Я знал мистера Хейстингза еще в детстве. Богатый человек всегда привлекает внимание. Встретились мы с ним, когда я учился в медицинском колледже, и я сказал, что если он когда-нибудь пожелает продать коттедж, то пусть обращается ко мне. Тогда он только посмеялся, но все равно записал мой адрес. Я сдал экзамены и должен был проходить практику в Ригби, когда он снова обратился ко мне и спросил, интересует ли меня его предложение насчет коттеджа. Ему были нужны деньги. Я дал Каммерсонам три месяца, чтобы они могли подыскать себе новое место, а сам тем временем отправился со своей семьей в Швейцарию. Там я познакомился с твоей матерью и поэтому остался на несколько дней, после того как мои родители улетели на родину…
Я почувствовала, как по его телу пробежала дрожь.
— Что такое, Филипп? Расскажи мне.
Он улыбнулся виноватой улыбкой:
— Пожалуй, мне лучше облегчить душу. Бренда, я тоже должен был лететь тем рейсом.
— Филипп, нет!
— Мне повезло: у меня сломалась машина, и я опоздал в аэропорт.
— Слава богу!
— Я вернулся в отель, и тут как раз принесли твое письмо. Честное слово, Бренда, я совершенно позабыл о нем до того дня в Хоксли. После того как ты вернулась в больницу, я сразу же принялся искать его среди своих вещей. Это меня пригласили в Уэст-Уиндоуз на прошлую Троицу. Я собирался взять письмо с собой, но неожиданно заболел. Так мы впервые встретились, Бренда, в больнице колледжа святой Анны.
В комнате стояла тишина, нарушаемая лишь плеском волн и криками чаек.
— Значит, тебя пригласили в Уэст-Уиндоуз?
Филипп ухмыльнулся:
— Я и был тем интересным молодым холостяком, в которого, по словам Хелен, ты должна была влюбиться. Милая, не плачь. Потом она рассказала мне о своем письме, говорила, что раскаивается. Она знала, что ты рассердишься, боялась, что я тоже рассержусь, но надеялась, что это не помешает мне смотреть на тебя без предубеждения.
— И это не помешало?
Филипп откинул назад голову и рассмеялся:
— Бренда, твоя мать так тебя расхваливала! Наверное, все матери считают, что их любимое чадо лучшее на свете. Я ей не сказал, но с самого начала подумал, будто Джейн — дочь Хелен. Потом я понял, что ошибся.
— Не пытайся меня обмануть, Филипп! Неужели ты хочешь заставить меня поверить в то, что ты видел Джейн и все равно предпочел плюшевого мишку красивой кукле?
— Я всегда любил плюшевых мишек.
Филипп поцеловал меня, и я ощутила неземное блаженство, но где-то в глубине души осталась капелька грусти. Я была рада этому. Даже ягоды крыжовника должны быть чуть-чуть терпкими на вкус.
КОНЕЦ
