— Иначе, видно, не обойтись, придется искать самого председателя, — решили ребята.
— Я уж справлялся: он уехал лечиться в Кемери, — грустно сказал Алька.
— Тогда ничего не выйдет, — Янка горестно поник головой. — А мы-то думали, что к 1 Мая все будет готово.
— Кемери — это ничего. Туда идет электричка. Хорошо, что не в Сочи укатил, тогда действительно была бы неприятность, — не унывал Петерис. — Мы в воскресенье раз-два съездим и поговорим.
— Это ты толково придумал, Петерис, — Алька хлопнул его по плечу.
— Я поеду с вами. Что он воображает, этот бюрократ Скалынь? — возмутилась управдом.
Когда председатель исполкома вернулся в палату после грязевой ванны, санитарная сестра ему сказала:
— К вам гости.
— Пожалуйста, пригласите их.
— Но там целый класс, вместе с учительницей.
— Не может быть! Я сейчас сам выйду.
Председатель сразу узнал Альку.
— Привет, герои! Что у вас стряслось?
Все разом закричали так, что председателю пришлось их остановить:
— Тише! Тут ведь санаторий, кричать запрещается. Выйдем в парк, там вы мне все расскажете. Только — чур! Говорить по очереди.
В прекрасном Кемерском парке они уселись на скамью, и управдом все подробно рассказала председателю.
— К сожалению, мне сейчас трудно вам помочь, — председатель развел руками. — Сами видите: лечу больную ногу. Поговорите-ка еще раз с моим заместителем.
— Нет смысла с ним разговаривать. Он нам уже показал фигу, — ребята безнадежно махнули рукой.
— Ничего не поделаешь. Сейчас все решает он. — В глазах председателя вспыхнули лукавые искорки.
— Товарищ председатель, на нашем проекте есть ваша подпись и печать, — вдруг спохватился Гунтис.
— Ну, если уж подпись и печать, так это официальный документ. Что с вами поделаешь, придется вмешаться.
— Пожалуйста, мы очень вас просим! Нам так хочется свое футбольное поле, — просили мальчики.
— И цветы и деревья, — добавили девочки.
— Договорились, поезжайте спокойно домой, я позвоню товарищу Скалыню по телефону.
— Товарищ председатель, но ведь он опять скажет, что это не в письменной форме, — с этими словами Гунтис подал блокнот и ручку.
Улыбнувшись, председатель взял блокнот и написал:
«Товарищ Скалынь! Разбивка сада во дворах домов № 44 и 46, как вам известно, произошла с моего согласия. Об этом было специальное решение исполкома. Прошу отнестить к нему с уважением. Жильцу Тимофееву следует отвести место для гаража в каком-нибудь другом дворе, а остальным троим — по месту их жительства».
Потом он сложил записку и передал ее управдому.
— Передайте это товарищу Скалыню.
— Но вы, пожалуйста, на всякий случай позвоните еще ему по телефону, — попросила она.
Затем все попрощались и пошли на вокзал.
— Ну, какое же при этом у него было лицо? — на другой день спрашивал дядя Криш у управдома, когда она вернулась из исполкома.
— Рычал и все говорил, что мы рано радуемся. Дескать, смеется тот, кто смеется последний.
Скоро председатель исполкома вернулся из отпуска и Скалынь стал не опасен. Для гаража Тимофеева нашлось место рядом с гаражом Янкиного отца.
— Теперь тащи доски и кирпичи через весь двор, — ворчал Тимофеев. — Не могли сразу указать это место.
— Ничего, дяденька, мы поможем, — пообещали ребята и действительно помогли.
Благоустройство двора продолжалось.
Ребята прямо-таки разрывались на части. Вечерами, когда темнело и в саду уже нельзя было работать, они забирались в штаб и там что-то в тайне подготавливали. Даже полковнику и дяде Кришу ничего об этом не было известно.
Наконец сад был посажен и на березках уже начали распускаться крохотные зеленые листочки. Вот только фонтана не было — управдом вычеркнула его из проекта: мол, денег на фонтан не хватает. Но пока можно было обойтись и без фонтана.
Футбольное поле было обведено полосой из белого песка. В обоих концах его стояли настоящие ворота. Рядом, на волейбольной площадке, были врыты столбы для сетки.
Малышам устроили качели и долгожданные «гигантские шаги».
30 апреля возле всех парадных появились большие плакаты с таким текстом:
!!!Внимание!!!
Все жильцы приглашаются 1 мая сего года в 17.00 на
ОТКРЫТИЕ САДА
Программа:
1) Официальная часть
2) Концерт самодеятельности (участвует отличник музыкальной школы Альфонс Аузинь и другие).
После концерта танцы и игры.
Вход свободный.
— Ишь, чего надумали! Где это у них сад? — удивился кто-то из жильцов.
— Разве вы не знаете? На большом дворе. Почти целый месяц трудились — деревья сажали, площадку для малышей оборудовали, — рассказывали другие жильцы.
Первого мая после обеда двор был полон народа.
— Вот ведь молодцы — ребятишки! В наше время детвора только и знала без дела болтаться да безобразничать. Отец не выпускал из рук розгу. А эти! Глядите, чего понаделали! — всем рассказывала злыдня Шульц, та самая, что раньше ненавидела детей.
— А моя Танечка теперь все в садике. На качелях качается, лазает по лестницам. На улицу больше не бегает, — радовалась мать Тани.
Ровно в 17.00 появился Вовка. Он был в своем нарядном костюме — в матроске. На плече висел сияющий горн на красной ленте (эту ленту принесла из дому Ильза и сама привязала ее).
Вовка вскинул горн и трижды громко прогорнил. Зазвучал марш, и в молодой парк вошли колонной наши мальчики и девочки. На многих была пионерская форма — белая блуза и алый галстук, остальные тоже нарядились по-праздничному. В хвосте семенили малыши, старавшиеся идти в ногу со старшими. У всех на головах были пилотки, да не бумажные, а самые настоящие.
— Полковник подарил, — шепнул дядя Криш доктору Аузиню.
Алька отдал салют и попросил управдома открыть новый сад.
— Еще прошлой осенью я хотела сдать вот этих самых ребят в милицию: ко мне поступали на них жалобы одна за другой. Да вы сами помните, как у нас тут было. Но теперь пора забыть прошлое.
Этот сад был задуман самими ребятами и, можно сказать, их руками возделан. Дети вырастут и разойдутся кто куда, а тут будут собираться жильцы отдохнуть, посидеть. Всем будет хорошо. Этот сад — один из первых дворовых садов в нашем городе. Давно уже надо было снести все хлевушки и заборы, которые разделяли дома и зря занимали место. Наши ребятишки придумали и сделали хорошее дело, и у них, я надеюсь, будет немало последователей. От имени домоуправления спасибо вам, ребята!
