Мэтью успешно провел переговоры, которые потребовали от него большого напряжения и заняли больше времени, чем он рассчитывал. К тому же выяснилось, что ему придется провести почти всю следующую неделю в Японии и Новой Зеландии.
Когда он садился в лимузин, было уже без пяти восемь. Звонить не имело смысла и так ясно, что он опоздал.
— Ларри, можно побыстрей?
— Есть, сэр! Только все улицы забиты.
Мэтью стал просматривать захваченный им последний выпуск журнала по недвижимости, задерживаясь на тех объявлениях, которые могли бы заинтересовать Оливию, но так нервничал, что не мог сосредоточиться.
Его жена. Он все еще не мог привыкнуть к этому словосочетанию. Даже не понимал, что оно значит для него. Он не собирался заниматься с Оливией любовью утром. Он планировал дождаться, когда она сделает первый шаг. Она явно была недовольна его поведением в домике. А разве ему было легко держать дистанцию? Он чуть с ума не сошел — жить с ней в такой близости и не сметь даже дотронуться до нее!
Зачем он так поступал? Хотел показать, кто тут главный? Или доказать себе, что у него хватит выдержки? Или, что более вероятно, дать ей возможность самой определиться? Что бы там ни было, но сегодня утром его хваленая выдержка обратилась в прах. Вид плачущей Оливии, сидящей на полу в пустой мансарде, тронул его до глубины души.
Душа… Значит, она у него есть и в ней живет Оливия? Нет, первым побуждением было утешить ее, и только потом, когда она посмотрела на него и улыбнулась, в нем пробудились первобытные инстинкты. Она сама сказала: «Я хочу любить тебя». Они этим и занялись.
Вот только она оказалась девственницей. Он до сих пор не мог прийти в себя от такого открытия. Она доверила ему себя, свои чувства. Дар более ценный, чем редкий желтый бриллиант.
— Приехали, сэр, — сообщил Ларри.
— Спасибо, — буркнул Мэтью и выскочил из машины.
Не дожидаясь лифта, он бросился бежать вверх по лестницам, удивляясь собственному нетерпению.
— Оливия! — позвал он, влетев в квартиру.
Она появилась из спальни в простом, но соблазнительном черном платье с распущенными волосами. Каждый раз он воспринимал ее красоту как откровение.
— Извини, что опоздал, — сказал он, ставя на стол портфель. — Я быстренько переоденусь. Можешь посмотреть пока журнал, там есть два пентхауза, на которые стоит взглянуть.
— Я не собираюсь обзаводиться собственностью в Нью-Йорке, — сообщила она ледяным тоном.
Он повесил пиджак на ближайший стул и развязал галстук.
— Я могу купить, — сказал он, не задумываясь, что это прозвучало бестактно.
— Только не для меня.
Мэтью нахмурился.
— Олли, я ведь извинился за опоздание.
— Ты кое-что забыл. У нас фиктивный брак. Временный. Нам нет необходимости обзаводиться общей собственностью, что бы ни говорил мой отец.
— Ты настроена на ссору?
— Как ее зовут, Мэтью? — спокойно спросила Оливия.
Его удивлению не было предела. Он даже рот открыл.
— Кого?
— Ту женщину… твою любовницу. Из-за которой ты не приближался ко мне во время нашего свадебного путешествия. А сегодня опоздал домой.
Он подошел поближе. Лицо у Оливии было бледное, глаза огромные, от нее исходило такое напряжение, — что, казалось, дотронься и ее разорвет на куски.
Ему, как всегда, хотелось дотронуться. Стараясь говорить ровным голосом, он спросил:
— Ты обвиняешь меня, что последние несколько часов я провел с женщиной?
Ответ последовал мгновенно.
— Да.
Грудь его разрывалась от боли и гнева. Гнев — это понятно. Но почему ему так больно? Он никогда не позволял женщинам причинять ему боль.
— Я не был с женщиной. Я был на переговорах. Могу назвать свидетелей, если ты мне не веришь, — моих конкурентов, так что сговор исключается.
— В домике я чувствовала себя то старой девой, то неприкасаемой. Потом в мансарде ты занимаешься со мной любовью. — Голос ее слегка дрогнул. — После чего ведешь себя так, словно мы едва знакомы. Ты…
— Ты веришь мне? — настойчиво спросил Мэтью. — Оливия, у меня нет другой женщины.
Она долго молча смотрела на него. У него так громко стучало сердце, что, наверное, в этой тишине слышала не только она, а весь дом.
— Да, — медленно произнесла она. — Я верю тебе. Но почему ты игнорировал меня весь день, Мэтью? Я не понравилась тебе? И так велико твое разочарование?
Он вспомнил ее тело, трогательные неумелые движения, светящуюся кожу. Он не собирался, он соблюдал условие контракта, черт бы его побрал! Но он потерял над собой контроль. Знаменитая выдержка Бертрама изменила ему, когда он увидел свою жену в слезах. Не горячись, Мэтью, скажи ей правду. Или часть правды.
— Ты мне понравилась. Ты была такой прекрасной, что дух захватывало.
— Я не желаю играть в игры, в которые, похоже, играют все. Поэтому общество меня не привлекает, в Хиброне я чувствовала себя уютней, чем в Нью-Йорке. Я могу выглядеть соответственно, каждый может. Но, когда доходит до секса, я никуда не гожусь. Скажи откровенно, Мэтью, ты занялся со мной любовью, потому что хотел утвердить свою власть надо мной? Ты хотел доказать мне, какой глупой и несостоятельной я была, когда сочиняла наш контракт? — Она засмеялась. — Никакого секса. Какой наивной надо быть!
— Я тоже подписал этот контракт. Что, по-твоему, двигало мной?
— Только ты сам можешь ответить на этот вопрос, — сказала она и нахмурилась, явно над чем-то размышляя. — Я все время использую слово «любовь». Это неправильно. Мы занимались не любовью, а сексом. Только сексом.
Мэтью попытался возразить, но она не слушала его. Если ее так больше устраивает, то пусть, решил он.
— Тогда опусти слово «только», ладно?
К его тайной радости, она порозовела.
— Ты… ты хочешь сказать, что тебе понравилось?
— Ради Бога, Олли! Конечно, понравилось.
— Тогда почему?.. — снова начала она.
Мэтью решил, что хватит слов. Он заключил ее в объятия и поцеловал с жаром, который шел из самой глубины его существа. Как будто в первый раз, мелькнуло у него в голове.
Вдруг его словно что-то подтолкнуло изнутри.
— А тебе понравилось?
Она уставилась на пуговицы его расстегнутой рубашки.
— Мне понравилось… Разве ты сам не знаешь?
Разговор двух подростков, насмешливо подумал Мэтью. Он никогда не вел таких разговоров с женщинами, которые делили с ним постель. Ему никогда не хотелось говорить об этом. Нет чувств — нет обязательств.
— Настолько, что ты готова повторить?
