— Эмми.
— Ты был для меня Джеймсом Митчелом с момента нашей первой встречи.
— Митчел — это девичья фамилия моей матери. Моя настоящая фамилия…
— Так захотела моя мать.
— Энрикес.
Конечно. Она стиснула кулаки.
— Потому что я ею не пользуюсь.
— Фамилия Энрикес стала одним из моих псевдонимов.
Эмили трясло от гнева, и она не могла подобрать подходящих слов. Фамилию Энрикес она хорошо знала. Эта семья была богатой и могущественной.
— Мы дружили столько лет, и ты ни разу не упомянул фамилию Энрикес. Никогда ничего мне не рассказывал о семье своего отца. Значит, Виктор Энрикес — твой отец?
— Да.
— Мне это не приходило в голову. Это всего лишь фамилия.
Это была не только фамилия. Это была семья. Его семья.
— Моя мать очень любила моего отца, — сказал Джеймс. — И я знаю, что и он любил нас. Он открыл на мое имя банковский счет и позаботился, чтобы мать после его смерти ни в чем не нуждалась. Может, он был далек от идеала, но он мой отец, и я дорожу этим.
Лицо Джеймса окаменело.
— Том знает, что он никогда не станет мне отцом и что он нужен матери. Смерть Виктора едва ее не убила. Если бы не Том, она бы не пережила этого.
— Как и в нашем случае. Если бы не ты, я бы не сидела здесь сейчас. Но ты любишь меня.
Твердая линия его рта смягчилась.
— Глубоко и страстно, — сказал Джеймс.
— Глубоко и страстно, Джеймс Виктор Энрикес, — сказала Эмили и подставила ему губы для поцелуя.
12
Глубоко и страстно. Это истинная правда, думала Эмили, расхаживая по комнате. Я люблю Джеймса глубоко и страстно, но никогда в жизни так безумно не волновалась.
Ты же не девственница, успокаивала она себя. Ты знаешь что чему.
Но секс с Джеймсом почему-то представлялся ей чем-то запредельным.
В этот момент в комнату вошел Джеймс. Он был в халате.
— Я все еще одета, — промолвила Эмили, смущаясь. — Мне переодеться?
— Нет, — хрипло отозвался он и посмотрел на нее так, словно она была единственной женщиной на земле. — Шампанское еще не открыла?
— Я ждала тебя.
— Благодарю.
Джеймс ловко откупорил бутылку. Пробка выскочила из горлышка с громким звуком. Он наполнил бокал пенящейся жидкостью и протянул Эмили.
Отпив немного, она вернула бокал Джеймсу. Он сделал несколько больших глотков и, обняв ее за талию, притянул к себе и поцеловал. От этого поцелуя у Эмили подкосились ноги, а тело перестало ей повиноваться.
— Потанцуй со мной, — прошептал Джеймс.
— У нас нет музыки.
— Есть. Если закроешь глаза, то услышишь ее, — сказал он, поцелуя ее в шею чуть ниже уха. Джеймс еще крепче прижал Эмили к себе и принялся ласкать ее плечи, спину, бедра. — Слушай.
Эмили прислушалась. Сначала она ничего не слышала, кроме бешеного биения собственного сердца и шума крови в голове. Она прильнула лицом к груди Джеймса, и до нее донесся ровный стук его сердца.
Сильный и ритмичный.
Под аккомпанемент своих сердец они танцевали медленный танец, как когда-то на школьной вечеринке. Эмили снова ощутила себя четырнадцатилетней девочкой. Застенчивой, неопытной и взволнованной. Она чувствовала, что теряет над собой контроль.
Нет, она уже его потеряла. Вернее передала власть над собой Джеймсу.
— Итак, чем хочешь заняться? — спросил он.
Эмили провела рукой по его широкой груди.
— Тем же, чем и ты.
— Я готов на все, но выбор за тобой.
— А если я не хочу…
— Мы потанцуем, выпьем шампанского и ничего другого не будем делать.
— А если я захочу?.. — прошептала она хрипло.
— Мы и этим займемся.
— Но ты же не знаешь, чего я хочу?
Джеймс улыбнулся.
— Не сомневаюсь, что с тобой мне понравится все.
Но Эмили сомневалась.
— Вдруг я окажусь бесчувственным бревном?
— Кем?
— Бесчувственным бревном.
— Шутишь?
— Почему? Мы никогда не занимались сексом.
— Ты всегда называешь это сексом?
Под пристальным взглядом Джеймса Эмили смутилась.
— Все это так называют, — пролепетала она сконфуженно.
— С малознакомыми людьми, может быть, но к нам это не относится. Я бы назвал это заняться любовью.
— Я… этого никогда… не чувствовала. Для меня это был… супружеский долг. — Эмили облизнула пересохшие губы.
— Тогда понятно, почему ты ненавидишь брак.
— Я не ненавижу брак. Я ненавижу ложь. Я ненавижу потерю самостоятельности. Ненавижу, когда мужчины делают, что хотят, и ждут от женщин беспрекословного повиновения…
Джеймс не дал ей договорить. Он целовал Эмили до тех пор, пока у нее не закружилась голова и не подогнулись колени.
— У нас с тобой все будет по-другому, — сказал он, отстраняясь. — Итак, что ты хочешь?
Эмили остановила на нем взгляд и судорожно вздохнула. Ей казалось, что она тонет в бездонном омуте его шоколадных глаз.
— Тебя, — прошептала она наконец.
Но раздевать ее он не спешил. Пусть она еще немного побудет в белом платье невесты. Джеймс сел на край кровати и усадил Эмили к себе на колени. Его ладони медленно заскользили по ее ногам вверх. Эмили задрожала, когда они достигли верха и скользнули под кружевное белье.
— Джеймс…
— Не волнуйся. Доверься мне. Мы не будем торопиться.
— Я доверяю тебе.
— Тогда поцелуй меня.
Она всегда боялась его силы, его напора, но Джеймс оказался необыкновенно нежным и терпеливым. Он действовал очень медленно и осторожно. Эмили хотелось прижаться к нему всем телом.
— Пожалуйста, сними с меня платье! — взмолилась она.
— С радостью.
И время остановилось, и не было во всей Вселенной никого, кроме них двоих. От каждого движения Джеймса острота чувств Эмили нарастала, превращаясь в огненную лавину.
