Насколько ей было известно, жители маленького Саммерсвилля никогда не винили Тони в том, что произошло с его семьей, скорее он сам не находил себе покоя, вновь и вновь переживая об этом. И наверняка все эти годы не мог отделаться от тяжелой душевной ноши…
Она вложила страницы с текстом в большой конверт, отвезла в университет и отдала Дженнифер. Та при ней созвонилась с Огденом, и в офисе компании сказали, что курьер прибудет через час.
— Я позвоню вам домой, мисс Лоуэлл, когда они сообщат по телефону о результате, — пообещала секретарь и мило улыбнулась. — Не сомневаюсь, что и на этот раз все будет в порядке.
— С-спасибо на добром с-слове, — поблагодарила Элис, прощаясь, хотя прекрасно сознавала, что на этот раз компания вряд ли сочтет возможным положительно оценить ее работу.
Вернувшись домой, она стала ждать звонка. И через полтора часа телефон ожил, настойчиво требуя, чтобы хозяйка сняла трубку.
— К сожалению, плохие новости, мисс Лоуэлл! — Голос Дженнифер был грустным и торопливым. — Сейчас я зачитаю сообщение, поступившее на ваше имя:
Моя компания в кризисной ситуации. Завтра днем мне необходимо выступить в защиту «Фаст комьюникейшн» и ее служащих… Но, невзирая на рекомендации отдела по связям с общественностью, вы составили мне такую речь, которая лишь усугубляет и без того зловещий облик моей фирмы в глазах журналистов! О чем вы думаете? ЭЛБ.
Казалось, кровь застыла у нее в жилах. Энтони Лейн Боулер, генеральный директор «Фаст комьюникейшн», мог, оказывается, быть бесцеремонным, несговорчивым, властным. Он не требовал переписать все заново, а просто отчитал составителя, известного ему под именем Мэрион.
Но отступить и сдаться Элис уже не могла. Попросив передать по телефону сообщение в офис фирмы для ЭЛБ, она продиктовала следующую фразу:
Человек становится сильнее, когда сбрасывает с себя маску.
Слова эти должны были неминуемо задеть душу Тони. В них была правда. Для него наступило время взглянуть на себя со стороны и принять судьбоносное решение. Ему не требовалась маска — ни та, невидимая, которую он напускал на себя, занимая важный пост в компании, ни та, что в виде некоего африканского талисмана присутствовала на его рабочем столе. Он мог оставаться самим собой и при этом выглядеть намного сильнее и привлекательнее.
Слезы застилали глаза, когда она, продиктовав свою фразу, положила трубку. Все, пора было кончать со всей этой писаниной и телефонным общением с главой фирмы. Профессор Уиланд наверняка поймет ее. И завтра же, решила Элис, надо будет позвонить матери, признаться в том, что она сама бросила занятия в университете, сказать, что страшно тоскует по родному дому и хочет вернуться…
Ночной звонок в дверь был требовательным и прервал и без того беспокойный сон Элис. Вскочив и поначалу с трудом соображая, она зачем-то напряженно прислушалась, но различила лишь шум дождя за окном. Часы показывали два тридцать ночи. Кто мог сейчас так настойчиво трезвонить в ее квартиру? Может быть, это был ее домовладелец?
На улице шел сильный дождь, наверное, крыша у кого-нибудь из жильцов верхнего этажа протекла и он решил справиться, что творится у остальных. Зевнув и накинув поверх ночной рубашки одеяло, Элис, шаркая тапочками, отправилась к двери. Посмотрев в глазок, она вначале подумала, что в коридоре перегорела лампочка, — там была сплошная темнота. Потом темнота вдруг исчезла. Это стоявший перед дверью человек поднял голову. И сердце Элис отчаянно забилось. Тони!
Она торопливо повернула ключ в замке, распахнула дверь настежь и ахнула. Он стоял, промокший до нитки. Элис ощутила характерный запах танина, исходивший от насквозь сырого кожаного пиджака. С черных волос Тони продолжали стекать дождевые капли. Никогда она не встречала его таким измученным, словно побывавшим под пытками.
Элис терзалась вопросом, догадался ли он, кто на самом деле являлся составителем текстов для «Фаст комьюникейшн»? А может быть, он явился сюда, чтобы уличить ее в обмане? Элис на всякий случай потуже завернулась в одеяло, готовая выдержать предстоящий натиск.
— Ты мне нужна, — хрипло проговорил Тони.
Он опустил голову, словно не в силах был произнести что-либо еще. Инстинктивно протянув руки, она уронила одеяло на пол и обняла Тони. Ночная рубашка сразу же намокла, но Элис не обращала на это внимания. Ее любимый нуждался в ней сейчас, вот что было главным! Они стояли, обнявшись. И Элис вдруг осознала себя не девчонкой, которая соскучилась по дому и хочет вернуться, а женщиной, в чьей помощи и заботе нуждается этот мужчина.
Она медленно отстранилась, закрыла дверь и потянула Тони за собой в комнату, где, не говоря ни слова, стала снимать с него мокрую одежду, размышляя о том, что же привело его к ней сегодня ночью. Видимо, после прочтения ее последнего послания нынешний Тони, директор крупной энергетической компании, и тот, кем он был раньше, стали враждовать между собой. И она молила Бога о том, чтобы Тони, с которым она вместе росла — честный и бескорыстный человек, — победил в этой схватке.
— Повернись, — тихо попросила Элис.
Тони подчинился, и она сняла с него промокший пиджак, стянула сырую футболку, помогла освободиться от ботинок, оставлявших на полу следы. Затем спустила джинсы, их которых он вышагнул, оставшись перед ней в трусах.
Из ванной она принесла большую махровую простыню и насухо вытерла его. Потом, поняв, что у нее нет для него подходящей одежды, принесла из прихожей свое одеяло, в которое он завернулся.
— Ни одна женщина не жаловала мне одеяло со своего плеча, — грустно усмехнулся он.
— Рада, что я первая такая, — ответила она в том же духе, хотя и понимала, что ни ему, ни ей сейчас не до шуток.
— Что стряслось с твоей матерью? — как гром среди ясного неба прозвучал вопрос Тони.
С минуту, показавшуюся вечностью, оба пристально смотрели друг другу в глаза. Учитывая, что в таком небольшом городке, как Саммерсвилль, весть об автокатастрофе разносилась быстро, Тони мог легко встретить какого-нибудь знакомого, который случайно рассказал ему о матери Элис. Сама она старалась избегать нелегких для себя воспоминаний. Возможно, сегодня пробил час откровения. Завтра Тони придется сделать серьезный выбор. Вдруг правда о ее матери поможет ему по-новому воспринять боль молодой женщины из Вайоминга?
— Авток-катастрофа, — с трудом ответила Элис. Черт побери, она снова заикается! Ей хотелось сказать больше, еще хотя бы несколько слов. Подбирать их было очень трудно. Она закрыла глаза, решив не повторять все подробности. — П-победила ложь.
Тони дотронулся ладонью до полураскрытых губ Элис, словно пытаясь успокоить ее, избавить от горьких воспоминаний.
— А ты, выходит, была единственным свидетелем?
Элис кивнула. Если Тони не знал подробностей, то догадаться об остальном ему не составит труда. О том, например, что Элис из-за дефекта речи и боязни публичного выступления не смогла защитить мать на суде…
