Анна Егоровна предложила гостье чаю. Обе дамы исподтишка наблюдали друг за другом. Разумеется, Анна слышала о Елене Петровне. И теперь находила ее такой, какой и ожидала, — очаровательной, легкомысленной и не слишком умной, с безупречными манерами, однако трезвой и жесткой, когда дело касалось ее личных интересов.
— Как мило, — с наигранной искренностью начала Анна Егоровна, — что вы навестили меня.
— Должна признаться, у меня для того есть причина.
Елена быстрым взглядом окинула богато обставленную комнату. На инкрустированном столике у окна, отражая пламя камина, стояли два золотых подсвечника, украшенных гранатами и горным хрусталем. Видимо, их выбирала Анна, подумала Елена. Такая броская роскошь вряд ли понравилась бы Петру.
— Какая очаровательная комната, — похвалила она.
— Я многому научилась у князя Петра. Он руководил моим вкусом. Вы залюбовались моими подсвечниками, верно?
— О, вы правы! — Елена приторно улыбнулась.
— Я сама выбрала их себе для памятного подарка. Князь Петр считает, что это барокко. Он объяснил, что это слово португальского происхождения и означает «жемчужина с дефектом».
— Вот как, — рассеянно обронила Елена.
— Возможно, я догадываюсь, зачем вы здесь, — тихо проронила Анна. — Можно сказать, что я и есть «жемчужина с дефектом» в жизни князя. Жемчужина, которую забраковали. — Она улыбнулась. — Но почему вас это интересует, Елена Петровна?
— Как приятно встретить женщину достойного ума! Без притворства и жеманства. Ведь мы можем говорить начистоту, верно?
— Что вам нужно от меня?
Несмотря на решимость говорить без утаек, Елена невольно опешила от прямоты вопроса.
— Мне стало известно, что долгий и счастливый союз пришел к концу, — начала она.
— Возможно, вы опасаетесь, что я всеми силами постараюсь удержать князя?
— Это как раз то, на что я надеюсь. На самом деле я здесь, чтобы умолять вас об этом.
— Я вас не понимаю. Если бы вы явились ко мне с предложением немедленно и навсегда покинуть Петербург, я бы поняла. Поскольку в один прекрасный день князь мог бы сделать мне предложение. Разве вы этого хотели?
— Нет. Но обстоятельства изменились. Теперь князь желает вступить в брак. Он сам сообщил мне о своих намерениях. И я хочу, чтобы вы помогли мне.
Елена пристально посмотрела в глаза балерины. Та побледнела и пыталась сдержать дыхание. Для нее это удар, подумала Елена Петровна. Она явно ничего не знала.
— Помочь вам?
— Я думаю, вы знали, — произнесла Елена мягко, — что князь, несмотря на чувства к вам, имел все основания удерживаться от брака. Мы обе знаем свет, так что не будем больше говорить об этом. Но, несмотря ни на что, вы пользовались всеми правами супруги. Так почему бы вам не продолжать ими пользоваться и в дальнейшем? Совершенно очевидно, что вы уступили свои позиции без борьбы. — Елена вспомнила замечание мадемуазель Альберт насчет гордости. — Что заставило вас так поступить? Гордость? Уверяю вас, самые злейшие враги женщин в их взаимоотношениях с мужчинами — гордость и чувствительность.
— Не могу с вами согласиться.
— О, гордость и чувствительность сами по себе достойные качества, не спорю. Но женщины, которые взывают к ним, вскоре обнаруживают, что у них, кроме этих качеств, ничего не осталось.
Слова Елены не были лишены правды, и Анна не могла с ней не согласиться. Когда она получила письмо князя с припиской «Бирюзовые глаза поблекли», в ней взыграли именно гордость и злополучная чувствительность. Ей словно нанесли удар в спину. Два дня она не могла ни спать, ни есть, но не подавала и виду, что совершенно убита. Может, нужно было рвать на себе волосы и отчаянно рыдать? Но женитьба? И на ком? Совершенно очевидно, что Елена Петровна пыталась помешать этому браку по личным причинам.
— На ком же князь намерен жениться?
— На женщине, которая еще в меньшей степени принадлежит его кругу, чем вы. На гувернантке.
— На гувернантке?
— На гувернантке-англичанке, воспитательнице его дочерей. — Елена заметила, как крепко Анна сжала кулаки. — Вы, вероятно, ожидали, что князь собрался жениться на женщине своего круга, не так ли? Возможно, на графине Н. или маленькой кокетке Екатерине Д. Не сомневаюсь, вы понимаете, о ком я говорю. Но ничего подобного. Он выбрал в жены гувернантку. Неужели вы уступите ей свое место без борьбы?
— Но я бессильна.
— Только если вы сами этого захотите.
— Насколько я понимаю, женитьба князя на ком бы то ни было вредит вам?
— Вы совершенно правы, — согласилась Елена.
— Насколько мне известно, у вас есть сын…
— О, — воскликнула Елена, — вы затронули мое, самое уязвимое место! — Она беспомощно опустила голову, теребя веер в руках. Весь ее вид демонстрировал мягкость, женственность и беззащитность. Если бы она тут же подняла глаза, то заметила бы враждебное выражение на лице Анны, заметила бы, с каким презрением и ненавистью смотрит она на гостью. Но то была секундная слабость. Когда Елена, наконец, взглянула на любовницу князя, то встретила лишь спокойный, изучающий взгляд ее темных глаз.
— Мне очень жаль, но князь прервал нашу… дружбу. Я не питаю к нему других чувств, кроме привязанности и глубокой благодарности. И я не стану бросаться ему в ноги. Может, это лучше сделать вам, Елена Петровна?
Елена вскочила на ноги, вздрогнув, словно от пощечины.
— Да как вы смеете!
Что-то изменилось в атмосфере комнаты. Это было ясно по резкости, прозвучавшей в голосе Анны, по гневному блеску ее взора. Всего минуту назад Елене Петровне казалось, что та спокойна, сговорчива, готова слушать. Но теперь… Стройное тело балерины напряглось, лицо застыло, будто ледяная маска.
— Вижу, — надменно произнесла Елена Петровна, — что я понапрасну теряла время.
— Мне очень жаль, но я ничем не могу вам помочь.
И снова, как при разговоре с мадемуазель Альберт, Елена почувствовала, что собеседница завладела положением. Ее щеки вспыхнули от гнева. О чем там говорила мадемуазель Альберт? Об оружии… оружии, которое у нее под рукой. Но что она имела в виду?
— Не сомневаюсь, — с сарказмом произнесла Елена, — что сейчас в Обухове наша англичанка занята приготовлениями к свадьбе. Уж она не упустит такой счастливый случай, можете не сомневаться.
— Я слышала о беспорядках в Кравском, — заметила Анна.
— Кажется, ваш батюшка родом из Кравского? — Елена явно хотела задеть за живое собеседницу.
— Нет, дедушка, — поправила ее Анна. Потом спокойно добавила: — Он был крепостным в имении. Батюшка родился не там.
Взгляды двух женщин скрестились. На мгновение Елене показалось, что она знает, куда нанести удар. Но… теперь цель потеряна: чувствовалась лишь какая-то тайна, незажившая рана, которую можно разбередить, если только знать, куда колоть. Мадемуазель Альберт наверняка знает куда. «Какая я дура, что приехала к ней, — подумала Елена. — Так унижаться перед этой выскочкой!» Она с вызовом произнесла:
