— Нет, Шарлотта, ты ошибаешься! — Элеонора вцепилась в руку гостьи. — Он не хотел ничего такого! Майки рассказал мне обо всем, и я…
Шарлотта выдернула свою руку, смерив Элеонору долгим холодным взглядом.
— …И вы поняли, что бедный Майки ни в чем не виноват. Извините, миссис Стентон, но мне пора возвращаться в Лос-Анджелес. Из-за вашего глупого розыгрыша я бросила все дела. — Шарлотта встала, явно намереваясь проститься. Элеонора вздохнула, и Шарлотта увидела в ее сухих истонченных переживанием глазах пронзительную боль. Шарлотта прекрасно знала о патологической любви Элеоноры к сыну. Майклу позволялось абсолютно все, от новенького скейта до обучения в самом престижном колледже Англии.
Одиночество старит брошенных женщин значительно быстрее, чем мужчин, живущих в большей степени не душой и чувствами, а ощущениями и телом. Элеонора была одинока уже много лет, но старалась не думать об этом, скрывая черствость сына от себя и окружающих. С друзьями и соседями, среди которых были и Клейтоны, Элеонора не проявляла стремления к откровенности, хотя почти все они сочувствовали несчастной матери. Высокомерная улыбка Элеоноры и неизменный взгляд поверх головы собеседника, кем бы он ни был, снискали ей прозвище Леди Сталь.
За недолгое время, что Шарлотта отсутствовала в родном городе, Элеонора разительно изменилась, постарела и подурнела на несколько лет. Куда делась ее надменность? Более того, Шарлотта видела, что Элеонора собирается просить ее о чем-то.
— Милая девочка, — сказала Элеонора, сдерживая слезы, — я не судья, я только мать. Наверное, мой сын поступил непорядочно, но прошу тебя, выслушай его, он так страдает, мой бедный Майки. С тех пор как ты сбежала из города, он не находит себе места. Я не требую, чтобы ты приняла его назад, просто поговори с ним. Прошу тебя как мать, жалеющая свое дитя.
Шарлотта хотела возразить, что в тот день, когда Майкл проиграл ее в карты, миссис Стентон не пожалела ее униженную гордость. Ей даже в голову не пришло представить, что значит жить с запятнанной репутацией и от каждого встречного, которого и в лицо-то не знаешь, принимать насмешливые соболезнования в связи с отложенной свадьбой. Да, свадьба была отложена, но весь город знал, что ее не будет никогда. И даже не потому, что Шарлотта прогнала жениха взашей, а по причине того, что Майкл Стентон — человек чести и хозяин своего слова: проиграв в карты невесту, ни под каким предлогом не притронется к ней, пока не истечет срок действия соглашения.
О, как она ненавидела Майкла, с какой кровожадностью представляла его нищим бродягой, промотавшим за зеленым сукном свой дом и деньги до последнего цента! Теперь Шарлотте казалось, что все это произошло в другой жизни или вовсе не с ней. После того как вскрылся обман миссис Стентон, Шарлотта снова вспомнила о Рональде и почувствовала себя счастливой. Ни минуты, ни секунды времени она не желала красть у своей любви к Рональду.
Скорее к нему, к своему единственному мужчине! Лети, Шарлотта, в Город Ангелов, где по велению Всевышнего на тебя снизошло самое великое чувство, на которое способны люди.
Но Шарлотта не могла перешагнуть через боль других людей. Даже если эти люди — изменник и бессовестный картежник Майкл Стентон и его высокомерная мамаша.
— Хорошо, — сдалась Шарлотта, — я поговорю с ним.
25
Поддавшись уговорам Элеоноры, Шарлотта, тем не менее осознавала, что, заявившись к «бедному Майки», может попасть впросак. Могло статься, что сам он ничего не знал о хитрости, на которую отважилась его мать, и чудесно проводил уик-энд в компании очередной рыженькой красотки. К рыжему цвету волос у женщин Майкл испытывал неодолимое влечение и даже, будучи помолвлен с Шарлоттой, не отказывал себе в удовольствии потискать во время медленного танца какую-нибудь огнегривую девицу.
И почему я согласилась на эту авантюру? — спрашивала себя Шарлотта. Нет, решительно это было чистой воды безумием. Пока он не вошел сюда, я еще могу передумать. Беги, Лотти, беги!
Нет, не могу. Я обещала Элеоноре. Из левого крыла дома послышались голоса. Шарлотта знала, что там располагается кабинет Майкла. Твердые, уверенные шаги становились все ближе, и наконец перед Шарлоттой предстал сам Майкл Стентон, аристократ, мерзавец и плут. Начищен прямо как жеребец перед скачками, отметила Шарлотта, решил обаять меня во второй раз.
Молодой человек, в самом деле представлял собой идеальный образчик богатого и самодостаточного джентльмена. Элегантность изумрудно-голубого костюма, шитого по последней — разумеется, лондонской — моде, выгодно подчеркивали его светло-зеленые глаза. И если бы Майкл не размахивал руками так сильно (это был первый признак его внутреннего волнения), Шарлотта была бы готова поверить, что ему нет никакого дела до ее визита.
— Здравствуй, Шарлотта! — негромко сказал он, приглашая ее в свой кабинет. — Прошу тебя. Я не хочу, чтобы нас услышали.
Это «услышали» он, безусловно, относил на счет своей матери, без которой, кстати, ему бы ни за что не удалось выманить Шарлотту домой. Все-таки редкостный негодяй, с презрением подумала Шарлотта, скрепя сердцем выдерживая любезные прикосновения его руки.
В кабинете ничего не изменилось. Крытые кожей кресла с меховыми шкурами вальяжно растянулись посреди комнаты, как будто у посетителей не было более важных дел, нежели полулежать, утопая в мехах убитых зверей, и потягивать коллекционное вино.
Майкл питал страсть к коллекционным винам, но почти никогда не предлагал своим гостям разделить с ним только что принесенную из погреба бутылочку. Майкл откупоривал бутылку лишь в тех исключительных случаях, когда собеседник вызывал у него симпатию или дружеское расположение.
Естественно, к приходу Шарлотты он выставил самое дорогое из своих вин. Нет, Шарлотта не вчитывалась в этикетку. Просто за годы знакомства она хорошо изучила повадки Майкла.
— Позволь, я начну, — сказал он и разлил рубиновую жидкость по бокалам. — Элеонора сказала, ты спешишь на вокзал. Я буду краток. За нашу неслучайную встречу.
— Разве мы не обо всем договорились? — напрямик спросила Шарлотта, не дожидаясь, пока Майкл вступит в основной период игры.
— Я не успел сказать тебе главного. Я люблю тебя, Шарлотта. — Он говорил медленно, немного растягивая слова, словно хотел придать особое значение сказанному. — Люблю, как прежде, и хочу, чтобы ты стала моей женой. Этот дурацкий проигрыш ничего не изменил. Это была просто глупая выходка. Шарлотта, я предлагаю тебе начать все заново. Скажи мне правду, ты все еще любишь меня? Забудем обо всех обидах, мы же знакомы сто лет, ты знаешь, я оступился…
— Я знаю, — повторила Шарлотта, улыбнувшись так, как улыбаются при встрече с неизлечимо больными людьми. — Я настолько хорошо тебя знаю, что еще минуту назад была готова повторить все то, что ты только что мне сказал. Знаю и то, что ни дурацкий, как ты выразился, проигрыш, ни наша свадьба не способны изменить в твоей жизни ровным счетом ничего. Потому что ты сам никогда не изменишься. И завтра, и через год ты поступишь точно так же, как месяц назад. Пускай это будут не карты, а ценным закладом не живой человек, но ты снова рискнешь любовью и благополучием близкого человека. Хотя, честно говоря, не знаю, есть у тебя кто-нибудь близкий.
