* * *
И тут я почувствовал едкий сладковатый запах. На занятиях по спецдисциплинам незабвенный Павел Михайлович давал нам нюхнуть этой мерзости.
Действует медленно, но при этом безотказно. В течение минуты у вас есть время, чтобы убежать из зоны поражения, задержать дыхание либо натянуть имеющийся противогаз. Если ни той ни другой возможности у вас нет, через минуту начнется необратимый процесс: сперва паралич, потом смерть.
Так напутствовал нас Павел Михайлович. Водитель, который меня вез, также знал о свойствах данного газа. Окна машины были задраены наглухо. Быстрым движением водитель достал из-под куртки маску-противогаз, но надеть ее не успел. А я успел. И не только надеть противогаз, но еще и ударить водителя в отключающую точку за ухом, а также перехватить руль и остановить машину.
Водитель остался в салоне. Я отошел от припаркованной на обочине машины метров на семь и лишь тогда снял противогаз. Водителя мне было не жаль. Он, конечно, может, тоже экзамен Комбригу сдавал. Как быстро отравить человека, имитировав смерть от неустановленных причин. Внезапный паралич, потом смерть. Экзамен сдан не был. Я же… Я лопух и полный идиот. Комбриг само спокойствие! Как он меня загипнотизировал, даже на вопросы ответил, даже на Жукова взглянуть дал! Комбриг приговорил меня, как только я сказал ему «нет». Ну не мог он меня в живых после всей этой катавасии оставить! Просто как носителя информации. И как человека, пошедшего против его воли. Впрочем, его «эксперимент» дал ему отличных солдат. Тот же Пловец, Сашка Лемберг. Наверняка в эти ряды будет завербован и Герман, сыщутся и многие другие… И станут они все навозом для усадьбы господина Комбрига.
Самое пикантное, что теперь Комбриг достанет меня из-под земли. Я труп, просто похороны еще не состоялись. Мне абсолютно некуда деваться. Единственное преимущество, которое у меня было, это короткая фора по времени. Водителя хватятся не сразу. Такие операции по минутам-секундам не расписываются, это я как профессионал знаю. Водитель должен был ликвидировать меня при удачно сложившейся ситуации и отложить ликвидацию, если ситуация этого не позволяла. Например, нас остановили бы сотрудники ГИБДД или еще что-то в этом роде. Через десять минут водителя хватятся. Что можно успеть за десять минут? И тут на шоссе показался мотоциклист на импортной машине с многоцилиндровым двигателем. Я выскочил на шоссе и столь отчаянно зажестикулировал, что мотоциклисту пришлось затормозить.
— Очень быстро… — произнес я, сунув парню в карман куртки две сотни и назвав адрес дачного поселка, где находился домик Ирмы.
Парень усмехнулся и кивнул на собственный багажник. Ну вот, если не навернемся, то мотоциклист домчит меня как раз за десять минут. Комбриг и его люди уехали с Ирочкиной дачи одновременно со мной, только другой дорогой. Им там светиться смысла не было, Ирма и Люба вернутся домой где-то минут через тридцать. Наблюдение за дачей вести не будут, смысла в этом более нет. Но главное, Комбригу никак не придет в голову, что я, столь быстро расправившись с водителем, сумею еще более стремительно вернуться на дачу. Ну не мог он предусмотреть парня-рокера с многоцилиндровым движком. Получается, у меня и в самом деле редкостный «коэффициент везения».
Мы пронеслись мимо Ирочкиного забора со скоростью ветра. Мотоциклист притормозил, заехав за угол, в достаточно укромный, непросматриваемый со стороны основной улицы закуток. Я быстро соскочил с багажника, поблагодарил парня и через пару мгновений перемахнул через забор спасительной дачи.
Дом был закрыт, поэтому на некоторое время я укрылся рядом с гаражом, в незапертой деревянной пристройке, похожей на собачью будку. Если, конечно, это бультерьер ростом с теленка.
9
— Нам сказали, что мы тебя больше не увидим…
— А вы и обрадовались.
— Не сказать, что сильно.
Я сидел в кресле перед Ирмой и Любой, вернувшимися из недорогого, но уютного местного ресторанчика. А пригласили их туда очень вежливые и подтянутые молодые люди, друзья Жукова.
— Девчата, я здесь долго оставаться не могу, — проговорил я, покосившись на предусмотрительно задернутые шторы. — Подтянутые молодые люди могут вернуться с минуты на минуту. Жуков что-нибудь сообщил вам?
Люба переглянулась со старшей сестрой.
— Он просил никому об этом не говорить, — не глядя на меня, произнесла Ирма.
Выбалтывать чужие тайны нехорошо, но сейчас любая зацепка могла спасти мне жизнь или, наоборот, погубить. Погибать ой как не хотелось.
— Ирма, если вы мне поможете… Мне будет очень плохо, — поторопил я Ирочку.
Сообщать, что Комбриг вынес мне окончательный и бесповоротный смертный приговор, я не стал. Пусть девчата спят спокойно.
— Ваш друг попросил нас съездить к одной женщине. Просто узнать, как она, потом рассказать ему, — тяжело вздохнув, произнесла Ирма. — Вот адрес…
* * *
По-моему, Люба с Ирочкой на меня слегка обиделись. Еще бы — явился весь взмыленный, нервный, схватил адрес какой-то неизвестной женщины и был таков. А ведь меня уже искали, не сдавшего «экзамен» шофера давно обнаружили, и теперь Комбриг ищет меня повсюду. Знает ли он об этой женщине, адрес которой лежал у меня в кармане? Жуков даже мне ничего про нее не говорил. Сейчас я знаю, что женщину зовут Наташа и что она живет в подмосковном поселке Улыбино. Вот и все… Что ни говори, эксперимент Комбрига удался. Люба и Ирма оказали мне посильную помощь и на этот раз. Как это он выразился — «проверить способность добрых хороших людей к объединению»… Сам ты, Комбриг, кто? Явно не из добрых. Церемониться со мной не стал. А ведь гостайны я не разглашал, «секретный режим» соблюдал до самой последней минуты. Тем не менее Комбриг решил убить меня. Таким образом, он первым нарушил правила, нарушил определенный «кодекс чести». Значит, и я теперь не обязан ничего соблюдать. От такой дерзкой мысли я аж усмехнулся. Я ведь пылинка по сравнению с Комбригом и его возможностями. Он смахнет меня и не поморщится. Просто теперь мне некуда отступать. А убить меня он решил не из-за «секретов». Убить он меня решил за неподчинение, за отказ. Врага во мне увидел, причем серьезного. И в самом зародыше решил уничтожить.
Ну, а сейчас я еду к женщине Жукова. Возможно, любимой и единственной. Как это пелось в одной хорошей песне — «Я словно бабочка к огню, стремилась так неодолимо — в любовь, волшебную страну, где назовут меня любимой…». Помню и песню, и много еще чего помню. Побывал я в этой «стране», еле живым из нее вернулся. Да, было. Кажется сперва, вот оно — волшебство, рядом. А потом… После одного такого «обрушения волшебства» я к виску пистолет поднес. Но стрелять не стал, мерзко, малодушно получилось. На похоронах наверняка кто-нибудь из сослуживцев мудаком бы назвал. И уж если не вслух, то мысленно, вне всяких сомнений. Смысла стреляться мне не было, через неделю очередная командировка в «горячую точку». Как ни странно, но по сей день жив. И не очень на этот счет комплексую. А вот с «волшебной страной» не сложилось. И в Ирочку я в детстве влюблен не был. Так, милая девочка с лучистыми глазами. А вот Жуков… Сдержанный, слова лишнего не вытянешь, а тогда на мой вопрос, втрескался ли он в нее после того детского фильма, заулыбался: «А хоть бы и так?». Теперь Ирму Жуков увидит нескоро. Он теперь — собственность Комбрига. Между тем за окном электрички появилась название станции «Улыбино». Вот я и приехал, размышления в сторону, вперед, но без песни.
