В отделении парень рассказал операм, а затем следователю, как он залез на балкон, затем в квартиру, как шарил по шкафам в поисках чего-либо ценного, но ничего не нашёл. Бойдову показалось странным, что ни одна из икон, старинных статуэток или картин не заинтересовали вора. Он внимательно осмотрел вещмешок и телогрейку. Ничего странного не обнаружил, кроме маленького прямоугольного штампа на одежде с номером войсковой части. Словно он предварительно ограбил военный склад. Власова задержали на трое суток, откатав пальцы, а затем выпустили под подписку о невыезде.
Эпизод был рядовым и скоро совсем забылся под ежедневными нагромождениями происшествий и засад.
Глава 30. Профессор
Наступило лето. И теперь, кроме Вилинского, у всех оперативников кобуры и рукоятки пистолетов торчали из штанов, прикрытые сверху рубашками. Вилинский упорно продолжал носить его подмышкой, пришивая внутрь пиджака очередную заплату, дабы пистолет однажды не вылез наружу сквозь протёртую материю костюма. Он столько лет носил его сбоку на широком ремне, будучи участковым, что получал наслаждение, чувствуя через рубашку его холодную воронёную сталь, прижимаемую к рёбрам. Кобуры шил знакомый кооперативщик, спасённый от бандитского оброка. Лекало скопировал из иностранного оружейного журнала и уже обеспечил своими изделиями половину управления внутренних дел.
Лето несло с собой рывки серёжек и золотых цепочек у женщин, изнасилования в парках загулявших, ищущих острых ощущений, девушек, поножовщину на уличных пикниках, квартирные кражи у дачников.
Опера, справляя присвоение очередных званий, пили за тех, кого нет. Ещё не понимая реально, что это значит на самом деле.
В один из таких дней Жиблов, хитро улыбаясь, заглянул в кабинет Бойдова и сказал зайти.
Бойдов нехотя отложил очередную бумагу. Закрыв кабинет, пошёл к начальнику.
— Ты слышал, — начал он, как только Игорь появился в дверях, — воришки, которых мы задержали на прошлой неделе, дают расклад на целую серию! Начальство требует создать группу. Я решил включить в неё тебя.
— Мы-то, здесь причём? — возмутился Бойдов, — Вора им поймай, на кражи расколи, да ещё и бумаги за них пиши! По нашей-то территории они кражи не совершали. Кто наши глухари раскрывать будет вместо нас?
— Не скули! — с непонятной Игорю гордостью, продолжал начальник, — Не пожалеешь. Езжай к следователю в район.
Следователем была знакомая симпатичная девушка, по имени Татьяна. С очень красивым лицом, но уж очень полная. Хотя это совсем ей не мешало. Она, как на шарнирах, носилась по своему кабинету, описывая вещественные доказательства. Чего здесь только не было. Какие-то картины, сабли с инкрустированными камнями рукоятками, коллекции старинных монет.
Перед следователем сидел седовласый пожилой мужчина, учёного вида, и качал головой. Он, словно хранитель музея, брал то одну, то другую вещь, поднося к лицу, обнюхивая, что-то шептал про себя. Затем объяснял всё следователю и клал на место.
— А вот и Ваш спаситель! — радостно произнесла Татьяна и заговорщически подмигнула вошедшему Игорю.
Мужчина был готов упасть перед ним на колени. Он повернулся в сторону Игоря, держа в одной руке саблю, а в другой какой-то старинный орден. Протянул руки вперёд, словно пытаясь наградить этим вошедшего.
— Вы не представляете молодой человек, что вы спасли, ведь это история! Этому цены нет! Любой музей мира отдаст за это огромные деньги. Мне досталось ещё от моего прадеда, великого князя.
Игорь недоумевал, но молчал.
— На обыске у твоих воришек вчера изъяли! — пояснила Татьяна, — Стали давать показания. Вот познакомься: профессор известной глазной клиники. И назвала его фамилию. Это всё его! Тебе благодарность!
У Игоря чуть не подкосились ноги. Теперь он понял, почему так загадочно с ним говорил шеф, и подмигивала следователь.
С работы он летел как на крыльях.
Дома ждала Юля. Она уже не носила очки и её блестящие глаза, светились мириадами переливающихся искорок. Брови отросли, обозначив высокие тонкие дуги. Краснота вокруг глаз потерялась в очаровательном окружении наивных школьных веснушек. Наметились рыжеватые реснички. Только рассеянный взгляд и движение зрачков, не устремлённое в лицо собеседника, напоминали о слепоте. Она уже справлялась со всем самостоятельно, без мамы.
В первые, дни после переезда, Алевтина Никаноровна ежедневно, после работы, приезжала к Игорю домой и вместе с дочкой хозяйничали. Наводили порядок. Готовили еду. Игорь специально купил большие кастрюли, чтобы надолго хватало.
Но теперь Юля лучше Игоря знала, что где лежит. Она наслаждалась чувством собственного превосходства, когда он после тщетных поисков какой либо вещи, разочарованный и угнетённый своей забывчивостью, обращался за помощью к ней.
Маленькой слепой девочке, не имеющей жизненного опыта, но от природы владеющей женским инстинктом продления рода, сохранения себя и своего потомства. Который был настолько силён в ней, что иногда она сама едва могла его контролировать. Да, впрочем, и желания такого у неё никогда не возникало, потому что самое сильное выражение этого инстинкта таилось в её сексуальности. Неуправляемости эмоций рождающих всепотопляющий поток её вожделения, бросающий самца на самое глубокое дно таинственных извращений и одновременно поднимающий до небесной святости.
Иногда, Юля специально перекладывала вещи Игоря в другое место. Садилась на диван, чтобы послушать музыку его шагов, дыханья, поскрипывания петель шкафчиков. Ощутить дуновение его одеколона усиливающегося, когда он подходил к ней ближе и затухающего, когда он удалялся. Потока воздуха, открываемой и закрываемой, двери. Позвякивание переставляемого стекла, шуршанье книг и стук пластика. Она не пыталась отгадать, что он взял в руку или куда направился. Юля чувствовала его самого по резкости движений, по частоте дыхания. Все звуки складывались у неё в определённую мелодию. Сначала, звучащую как неподражаемое, тихое и спокойное, мелодичное в своей повседневности, адажио. Постепенно нараставшее в темпераменте, переходившее в более резкие и отрывистые тона. Начинало звучать громче, нетерпеливее, рождая аллегро. И затем, словно срываясь в пропасть, в такт её сердцу, превращалось в бешеное престо, ещё более ускоряясь и перемешивая запахи, звуки, пытаясь их столкнуть между собой. Тогда, наступала её сольная партия.
Юля приподнималась с дивана продолжая кутаться в звуки, собирая их вокруг себя словно невидимые нити, парящие в воздухе. И кружась в танце, под созданную симфонию, опускала руки на плечи Игорю. Гасила разбушевавшиеся море, готовое выйти из берегов и разрушить спокойную гавань, где у тихой маленькой пристани продолжала стоять с поднятыми парусами, её маленькая лодочка, ждущая попутного ветра надежды.
Она приносила Игорю то, что он искал, и гладила его по головке как маленького мальчика, успокаивая:
