Точно-точно! Мы с Рыжушей познакомились на площадке с одной девочкой, Аней, и ее овчаркой Бураном. Этим Бураном все не уставали восхищаться:
Так вот, мы однажды шли все вчетвером по мосту через реку, а девочки разговаривали о дрессировке, и Аня случайно произнесла слово «барьер».
Ну, доложу я вам… В следующий момент Аня и Рыжуша висели на Буране, потому что он уже почти прыгнул через перила. Можно сказать, уже парил в воздухе! Хорошо, что овчарки несколько тяжеловаты, меня бы точно поймать не успели!
А я-то и ухом не повела! Надо же! Прыгнул! Куда? Зачем? Я понимаю, если спасать кого-то. Соображать ведь тоже нужно.
Но однажды произошел такой случай. Мы с Па должны были перейти дорогу. Я была без поводка и не стала дожидаться Па, а побежала вперед.
Что-то во мне щелкнуло, и я остановилась как вкопанная. А мимо меня — чуть по носу не задела — проскочила машина. Па подошел, взял меня на поводок, и я увидела, что у него руки дрожат.
Меня как палкой по голове ударили, я поняла: я — бессовестная! В конце концов, не всех же я должна слушаться, а только тех, кого я люблю и кому доверяю. Если Па видит опасность, он меня предупредит, если я увижу — я его спасу! А я что делаю? Ведь что было, когда Рыжуша мне закричала «Фу!», а я все-таки схватила ежа, — лучше и не вспоминать!
В общем, мне кажется, главное во всей этой дрессировке я усвоила. Но если совсем честно, то я все-таки считаю, что я — тоже полноправный член семьи и могу сама во всем разобраться. А изображать из себя овчарку не собираюсь. Поэтому отдавать апорт, завоеванный в честной борьбе, или выпускать изо рта кусок колбасы, найденный на улице, я так и не научилась. И если я вижу на дороге коровью лепешку или на помойке какую-нибудь тухлятину, я никогда не упускаю случая вываляться в них, чтобы отбить запах. Ведь я же охотник, в конце концов!
Несчастный случай
После окончания школы дрессировки мы начали готовиться к собачьей выставке. Но сначала произошел несчастный случай: я разрезала лапу.
У меня вообще-то часто бывают всякие ушибы, порезы: один раз я хотела проскочить под колючей проволокой и так располосовала спину, что мне Рыжуша какое-то лекарство прямо горстями в рану сыпала. Меня всегда Рыжуша лечит и перевязывает. У Па и Ма «нервы не выдерживают».
Так что у меня это часто бывает.
И вовсе не потому, что я, как говорит Ма, «вечно мчусь как оглашенная», а потому, как правильно подметила одна знакомая собачница, что «наш национальный камень — битое стекло». От этих разбитых бутылок никакого спасения нет.
У нас за школой есть пруд небольшой. Берега у пруда такие красивые, зеленые, с деревьями и кустами. Там всегда летом люди лежат, загорают. Но кроме людей там еще пьяницы обосновались. Я этих пьяниц ненавижу, всегда рычу на них. Никогда не знаешь, чего от них ждать: может бутербродом угостить, а может ласково подозвать и палкой ударить.
Так вот, там, на пруду, просто шагу нельзя ступить — обязательно на стекло наткнешься. Я и наткнулась со всего маху!
Рыжуша подбежала на мой визг, а у меня лапа почти пополам перерезана. Как уж мы с ней на трех лапах домой добрались — не помню, а ведь нужно еще на пятый этаж без лифта взобраться. Я всю лестницу кровью залила.
Хорошо, что была суббота, и Па, и Ма дома были, и Штееруша около дома стоял. Ма быстро-быстро меня перебинтовала, и мы все поехали в ветеринарную лечебницу.
В приемном отделении у меня аж шерсть дыбом встала — там было полно кошек и собак, но они не дрались, а молча сидели. У всех были несчастные тоскливые глаза, и у их хозяев тоже. Еще там ходили какие-то дядьки в белых халатах, забрызганных кровью, а из-за дверей доносились стоны.
Там прямо пахло несчастьем!
Моим тоже стало нехорошо, потому что Па побледнел и сказал Ма:
— Ну, мы пойдем, посидим в машине, а ты займи очередь.
Ма хотела что-то возразить, но посмотрела на Па и промолчала. Мы вернулись в машину, но я уже для себя решила — ни за что туда не пойду! Я им такой скандал устрою, они думают, что все такие покорные и тихие, как у них в приемной.
Наконец Ма пришла и сказала, что наша очередь следующая. Па и Рыжуша молчали и не двигались с места. Ма вздохнула и сказала каким-то особым голосом:
— Пошли, Дитуша!
И я пошла.
В кабинете Ма приказали надеть на меня намордник, какие-то дядьки меня схватили, положили на стол и привязали.
Потом было очень больно.
Иногда я открывала глаза и смотрела, где Ма. Она была рядом, и я видела, что ей тоже больно. Когда все кончилось и мы с Ма вышли к машине, Па и Рыжуша сразу выскочили, захлопотали, уложили меня на заднее сиденье, к Рыжуше, а Ма села вперед и заплакала. Па немного подождал, и мы поехали домой. Он только один раз остановился у магазина и купил мне ливерной колбасы.
Ба уже ждала нас, а у меня в кормушке лежала моя самая любимая еда — жареная печенка.
Целую неделю они ходили вокруг меня на «задних лапках», а еще через неделю я уже даже не хромала и выкинула все из головы. Если все время думать, что что-то может случиться, так и не побегаешь всласть.
И мы начали готовиться к собачьей выставке.
Меня стригут
Это была моя первая выставка. На ней щенки моего возраста еще не должны демонстрировать свою выучку, судьи просто определяют, насколько щенок соответствует своей породе по размерам, по окрасу и т. д.
Как потом выяснилось, это была и моя последняя выставка, но мы этого тогда еще не знали.
Для начала нужно было меня постричь, а то я уже так обросла, что больше соответствовала породе медвежат.
Стричь меня позвали специальную собачью парикмахершу, которая знала, как должен выглядеть настоящий эрдельтерьер и что сейчас модно. Парикмахерша приехала, сняла пальто, и оказалось, что на ней белый халат. У меня сразу заныла правая лапа, и я зарычала: я не забыла ветлечебницу.
Ма велела мне замолчать, а сама сразу стала оправдываться, что я добрая, но очень эмоциональная, а недавно пережила травму.
Парикмахерша небрежно так махнула рукой:
— Не беспокойтесь! Что я, эрделей не знаю, что ли? Покладистые собаки! Будет у меня как шелковая!
