Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
– Крысик! Милый! – кричит она. – Мне так худо сейчас! Мне приснился такой страшный сон!
Тамара Павловна любит Софию Ротару. Смотрит по телевизору каждый ее концерт. Вычитывает из газет мельчайшие подробности ее жизни. И Тамаре Павловне кажется – нет, она уверена, что София Ротару об этом знает. Наверняка она ощущает в себе такую же точно любовь. Ну посудите сами! Каждый раз, во время своего концерта по телевизору, София Ротару смотрит прямо на Тамару Павловну. Тамара Павловна даже экспериментировала. Отходила от телевизора в сторону, и София Ротару вела глазами за ней. Она поет только для Тамары Павловны. Она ее тоже любит. Тамара Павловна в этом не сомневается.
– И вот, – голосит Тамара Павловна среди ночи, – мне приснилось, что я в зале, на ее концерте. Насобирала денег на билет, купила большой букет красных роз и жду. София Ротару на сцене, поет как всегда пречудесно и смотрит только на меня. Я сразу это замечаю. Я улыбаюсь ей, а она улыбается мне в ответ. Я счастлива, мои предположения подтвердились. София Ротару знает обо мне, она ждала, когда же я приду на ее концерт, подарю ей букет роз, заговорю с ней. Она тоже меня любит. И это естественно, крысик, любовь за любовь – так в этом мире и должно быть. Концерт заканчивается, Софии Ротару дарят охапки цветов, я не успеваю. Жду, когда толпа разойдется. Хочу побыть с ней наедине. Наконец остаемся только я и она. Пустой зал. Только я и она. Я счастлива – она тоже. Протягиваю ей свой букет. София Ротару благодарит. Я говорю: я пришла. А София Ротару: очень вам благодарна, приходите еще. Я ничего не понимаю. Думаю, наверное, она стесняется сделать первый шаг. Я ловлю ее за руку, ловлю ее взгляд и говорю: это я, ты узнаешь меня? София Ротару вырывает руку, отталкивает меня, хочет уйти. Думаю, наверное, боится. Говорю: не бойся меня, это я, ведь ты ждала меня, правда? И тут, милый крысик, происходит что-то страшное. Кошмарное. Двое здоровенных парней хватают меня под мышки и тащат к выходу. Я кричу, умоляю, пытаюсь вырваться, но они непоколебимы, как груды камней. Я кричу: София, Софийка, куда же ты? Не отталкивай меня! Это я! Я тебя люблю! А она стоит на сцене и молчит. Холодно наблюдает за тем, как меня, словно шкодливого пса, выбрасывают на улицу. Выбрасывают. Прямо в лужу. Я болтаюсь там, слезы жалости смешиваются с грязью, и я понимаю, что осталась такой одинокой, крысик, если б ты только мог это понять. Какой одинокой я осталась!
Тело Тамары Павловны вздрагивает от тяжких рыданий.
Вдруг в темноте ее спальни вспыхивают два красных огонька. Огоньки приближаются. Они уже совсем близко.
– Крысик, это ты?
На постели Тамары Павловны мелкие, но уверенные шажки.
– Мой маленький, ты пришел пожалеть меня?
Тамара Павловна перестает плакать. Вот он – этот ответственный момент. Прямо возле ее лица, напротив, рыжая мордочка ее врага. Тамара Павловна гладит его по спине, а он лижет ей руку. Одно невинное движение, одно малейшее усилие – и Тамара Павловна снова станет свободной, тонкая шейка хрустнет – и все. Вот он – этот ответственный момент.
Алевтина подает Омельяну огромную тарелку жареной картошки. Любимая его еда. Над тарелкой поднимается пар, картошка еще горячая, только что со сковородки, с луком и перчиком. Омельян ставит тарелку перед собой и с аппетитом вдыхает душистый аромат.
Алевтина все время рядом, словно солдат во время ответственной военной операции. Она немного бледна, но Омельян этого не замечает.
– Алевтинка, спасибо тебе, – говорит Омельян, – картошка так хорошо поджарена, с обеих сторон, как я люблю.
– На здоровье, любимый, – отвечает Алевтина.
Омельян уминает картошку, а Алевтина с довольным видом за этим наблюдает.
– Ешь, мой любимый, ешь, – говорит она, – только жуй как следует, не глотай целиком.
Омельян жует. Он целиком не глотает.
Как хорошо, думает он, как все быстро может измениться к лучшему. Еще сегодня утром Омельян был уверен, что его жизнь кончена, но сейчас он опять счастлив. Алевтина любит его, он любит ее и любит поесть. И вот у него появилось и то и другое. И любовь, и еда. И не нужно быть осторожным. Война закончена. Они вместе состарятся и умрут на одной подушке.
Внезапно вилка выпадает из рук Омельяна.
– Алевтина, – кричит он, – у меня заболел живот!
– Любимый, сейчас пройдет. Наверное, слишком много съел. Так бывает.
– Живот! Мой живот! Он очень болит!
– Бедняжечка!
Омельян корчится на кровати. Кричит. Алевтина неподвижно стоит рядом, как солдат, который хочет видеть, как его бомба уничтожает город.
– Я вызову «скорую», – говорит Алевтина. – Потерпи. Врачи тебе помогут.
И улыбается.
– Алевтина! – Лицо Омельяна искажается от ужасной догадки. – Ты отравила меня! Ты отравила меня!
– Да, любимый, отравила, – мурлычет Алевтина. – Потерпи, сейчас все пройдет.
2
Бабушка Алевтина сидит на лавочке возле подъезда. Вечереет. Впервые за два длинных зимних месяца с запада подул свежий весенний ветер. Бабушка Алевтина вдыхает его запах полной грудью.
Тамара Павловна купила бабушке Алевтине сахар.
– Спасибо, Тамарочка Павловна, – говорит бабушка Алевтина, – если бы не вы, то пила бы я еще долго несладкий чай.
– Ну что вы, дорогая! Зачем же тогда соседи? Мне вовсе не тяжело покупать вам сахар.
Тамара Павловна подсаживается на лавку рядом с бабушкой Алевтиной. Тамара Павловна сияет счастьем – бабушка Алевтина фиксирует существенное изменение в ее поведении.
– Тамарочка Павловна, как у вас дела?
– Спасибо, хорошо!
– А как ваш… хм… гость?
– Я все сделала так, как вы сказали. Его больше нет.
– Вот и прекрасно! – Бабушка Алевтина довольно потирает руки.
Как хорошо, думает она, что женщины умеют быть солидарными. Женщины никогда не оставят друг друга в беде.
Тамара Павловна заходит в свою квартиру. Сразу направляется на кухню, чтобы приготовить себе чай.
– Сегодня на работе такое смешное случилось, – вслух говорит Тамара Павловна, – Олена Прокопив сломала руку… – прихлебывает чай, он горячий. – В магазинах снова все подорожало. Десяток яиц уже восемь гривен!
Тамара Павловна вздыхает. Смотрит куда-то в глубину своей кухни.
– Я так одинока, – наконец говорит Тамара Павловна, – очень одинока. Но теперь мне легче. У меня есть ты.
«Лав – из»
Я и моя священная корова
1
Я ненавидела свою корову, а она – меня.
Хотя мы и были два сапога пара: обе псишки. Мы конкурировали друг с другом, кому быть более ненормальной, и корова всегда одерживала надо мной верх, потому что бегала гораздо быстрее. У нее было четыре ноги, а у меня – всего две.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
