Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
– Какая разница, что с чем есть, – говорил он, – в животе все равно все перемешивается.
После себя Омельян оставлял на кухне горы грязной посуды, кучи перьев, костей и крошек, пустые банки-склянки, бутылки, стаканы, яичную скорлупу на полу и масляные плямы на подоконнике. Его глаза после ночных трапез становились маленькими и красными, сытыми и довольными. Глаза крысы, которой хорошо живется. Алевтина узнала эти глаза. Она поняла, что пропала и пропадет еще больше, если не будет бороться. Привела домой крыса, так теперь должна с ним бороться. Либо он, либо она.
– Даже не думай, – предупредил Омельян Алевтину. – Я не такой дурак. Ты от меня не сможешь отделаться. Я хитрый.
Тамара Павловна возвращается к себе домой и быстро включает везде свет. На первый взгляд – ничего не изменилось. Все так, как и было. Но это только на первый взгляд. Он здесь ходил, думает Тамара Павловна. Он всюду побывал. И на моей кровати наверняка полежал. И в ванной. И на столе все обнюхал. Всюду оставил свой гадкий гнилостный запах.
Но действительно, почему я должна отдавать ему свою квартиру? Квартира моя, и в ней останусь я, а не он.
Тамара Павловна включает телевизор, чтобы не так сильно бояться. Но она знает, что там – в кухне за холодильником – притаился ее враг. Сопит. Ждет подходящего момента, чтобы напасть.
– Крысик! – вдруг заводит Тамара Павловна. – Не бойся меня. Я ничего плохого тебе не сделаю. Наоборот, накормлю тебя. Что ты любишь? Хлеб? Или колбаску? Или, может, и то и другое?
По ту сторону холодильника тишина. Сопеть тоже перестало.
Тамара Павловна отрезает кусочек от белого батона и кидает его за холодильник.
– Или, может, намазать батон маслом? – Тамара Павловна никогда не догадывалась, что способна на такие нежные интонации. – А воды? Тебя, наверное, мучает жажда? Хочешь питеньки? Воды? Молока? Пива? У меня есть для тебя пиво. Ты любишь пиво, правда?
Игра выглядела так:
– Любимый, – щебетала Алевтина, – я даже и не думала ни о чем таком!
Омельян недоверчиво щурил свои маленькие красные глазки.
– Я не хочу от тебя отделываться! Я хочу состариться с тобой и умереть на одной подушке! Вот чего я хочу.
Омельян говорил:
– Ну-ну, так я тебе взял и поверил.
Но ему было приятно. Омельян видел, что Алевтина боится, а большего от своей жены он и не требовал. Страх и любовь – это одно и то же. По крайней мере так думал Омельян, и в чем-то он был прав.
Он стал очень осторожным. Еду покупал и готовил себе сам. Никогда не поворачивался к Алевтине спиной. Никогда не оставлял ее одну надолго, очевидно, для того, чтоб не дать время детально спланировать нападение. Алевтина улыбалась и неизменно называла Омельяна «любимым». Расспрашивала, как идут дела на работе и не болит ли у него сегодня живот.
– Не болит, ничуть не болит, – торжествующе отвечал Омельян, поглаживая себя по столитровому животу, – и, знаешь, Алюся, у меня никогда не болит живот. Он у меня железный.
Однажды с Омельяном случилось несчастье. В его смену обокрали техническое училище. Вынесли из лабораторного кабинета демонстрационный станок. Омельян мог поклясться, что не спал в ту ночь ни секунды. Потому что он такой – очень ответственный. Он безупречно сторожил свое училище. Он любил его. Он даже по собственной инициативе выморил в училище всех тараканов. И тут такой прокол. Почти невероятный. Вынесли станок, не сломав ни единого замка, не повредив ни окна, ни двери.
Омельян пришел домой как побитый пес. Алевтина встретила его с распростертыми объятиями.
– Любимый, как дела на работе?
– Плохо, – ответил Омельян. – Ночью украли станок. Мне – выговор, стоимость станка вычтут из зарплаты.
– Бедняжечка!
Алевтина целовала мужа в голову и в живот, прижималась к нему, мурлыкала и ластилась, как настоящая породистая кошка.
– Ляг, отдохни, – подпевала Алевтина, – тебе нужно отдохнуть, любимый. У тебя стресс.
И правда, думал Омельян, мне нужно отдохнуть, у меня стресс. И лег. Укрылся пледом почти с головой, так что виднелись только его узенькие красные глазки. И не спал. Он боялся в этот тяжелый для себя момент утратить бдительность.
К вечеру у Омельяна поднялась температура. Он постанывал под одеялом, а Алевтина неизменно сидела рядом и ласково приговаривала:
– Бедняжечка мой! Не думай ты об этом станке! Все будет хорошо! Тебе нужно отдохнуть. Доверься мне.
– Я хитрый, – повторял в лихорадке Омельян, – я очень хитрый! Что случилось с моей хитростью?
Тамара Павловна намазывает хлеб маслом, кладет сверху кружок ливерной колбасы и бросает за холодильник. По ту сторону – хруст и довольное урчание.
Он ест, радуется Тамара Павловна, он доверяет мне.
Прошел месяц с тех пор, как Тамара Павловна решила с ним бороться.
– Дорогой мой крысик, – говорит она перед тем, как лечь спать. – Не грусти без меня. Займись чем-нибудь, развлекись. Вся моя квартира в твоем распоряжении. Бегай сколько хочешь. Не бойся. Я ничего плохого тебе не сделаю. Но и ты имей совесть. Не прыгай ночью по моей кровати.
Иногда среди ночи Тамара Павловна подскакивает на постели, потому что ей кажется, что он только что был здесь, прямо под одеялом, совсем близко. Она в панике включает ночник и вглядывается в темную комнату. В каждый угол, в каждый закоулок. Нигде ничего. Тишина.
– А знаешь, – говорит Тамара Павловна, начищая и без того чистый чайник, – мне как-то даже веселее с тобой, крысик. Раньше мне было так одиноко, не с кем и слова молвить. А теперь видишь – говорю без остановки. Все тебе рассказываю. Тарахчу, словно какая-то базарная баба. Ты уж прости меня. Хочешь колбаски? Я купила палку «Московской». Такая хорошая, жирная.
Омельян никогда не забудет этот поцелуй. Алевтина никогда еще так не целовала его. С такой страстью.
Она наклонилась над ним, мокрым от пота, изможденным, несчастным, – и поцеловала в губы. У Омельяна аж в голове затуманилось. Стало тихо, уютно и блаженно. Стало совсем не страшно.
– Алевтина, – прохрипел он, – скажи мне. Скажи правду. Ты любишь меня?
Алевтина преданно глядела Омельяну прямо в глаза. Тридцать секунд, минута, две. Омельян ждал, и это ожидание было для него наиневыносимейшим в жизни. Он хотел, чтоб она ответила «да». В то длинное, бесконечное мгновение Омельян отдал бы всю свою мелкую крысиную душу, только бы она сказала «да».
– Я люблю тебя, – ответила наконец Алевтина.
И Омельян просиял. Мир вокруг него захлебнулся от счастья.
– Я знал это, – сказал Омельян. – А теперь, Алевтина, принеси мне что-нибудь поесть.
Тамара Павловна вскакивает на своей белоснежной постели с отчаянным криком, но на этот раз совсем по другой причине. Крыс здесь ни при чем. Ей приснился кошмар. Ей приснилась София Ротару.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
