Немного подкормив и напоив пленников из вместительных кожаных фляг, неизвестные воины усадили бедолаг на лошадей поверженных крымчаков и направились в сторону берега Днепра. Их кони были выше татарских и мощнее. Уже начало светать — летняя ночь коротка, — и Андрейко смог рассмотреть и всадников, и коней во всех подробностях. И первым делом подивился лошадиной стати.
Ему приходилось бывать на конном рынке, и он знал, что такие жеребцы стоили очень дорого. Впрочем, не такие, а похожие. Кони неизвестных всадников были широкогрудыми, длинногривыми, с большими копытами, а шеи имели лебединые, в отличие от татарских, которые на их фоне выглядели совсем невзрачно.
Что касается неизвестных воинов, то спустя небольшой промежуток времени Андрейко уже почти не сомневался, что перед ним загадочные кайсаки. И как теперь ему быть? Что кайсаки замыслили сделать с татарским ясыром? А ведь среди пленников находился Ивашко, и его любой ценой нужно было выручать.
Так ничего толком и не придумав, Андрейко вскочил на своего конька и отправился по следам кайсаков, по-прежнему стараясь себя не обнаружить — как и при слежке за татарским чамбулом. Он решил, что рано или поздно, но его обязательно должна посетить какая-нибудь светлая мысль и он освободит Ивашку Немирича.
Глава 9. Лошадиный торг
Доходный дом, где Жиль снял квартиру, находился на улице Сен-Жак, совсем рядом с Сорбонной, на левом берегу Сены. Как объяснил Жилю любезный господин Бернье, хозяин доходного дома, улица была излюбленным маршрутом паломников, которые направлялись в Испанию, к гробнице святого апостола Иакова (Сен-Жака) в Сантьяго-де-Компостела. Отсюда и произошло ее название. Формальности с поступлением в университет не заняли много времени, благо все необходимые бумаги предусмотрительная Шарлотта де Вержи приготовила заранее, и Жиль вместе с Гийо в качестве гида начал знакомиться с Парижем. Это было весьма увлекательное занятие. У юного провинциала рот не закрывался от изумления, потому что удивительные вещи в столице Франции встречались на каждом шагу.
Взять хотя бы рю дю Ша-ки-Пеш — улицу Кота-Рыболова. Она была короткой, очень узкой и соединяла с набережной Сены улицу Ла-Юшетт, в которую упиралась улица Сен-Жак. Со слов господина Бернье, которого все звали Бернье из Иври, на рю дю Ша-ки-Пеш примерно полвека назад жил отец Перле, каноник собора Сен-Северен. У него был огромный черный кот, который ловил рыбу в Сене и приносил своему хозяину. Из-за этого пошел слух, что каноник продал душу дьяволу. И немудрено — отец Перле тайно занимался алхимией, что уже подразумевает чертовщину.
Кота и хозяина никто и никогда не видел вместе, поэтому начали говорить, что кот — это и есть священник. Конец этой истории решили положить три студента Сорбонны. Они подкараулили кота и, по их словам, утопили его в Сене. Вместе с котом исчез и священник, после чего студентов обвинили в его убийстве и вскоре повесили. Но спустя несколько дней после исполнения приговора отец Перле снова появился на улице, а свое отсутствие объяснил, что уезжал по делам. Вернулся и черный кот, который, как и прежде, продолжал таскать ему рыбу из Сены.
Но особенно удивляло Жиля отношение парижан к почитаемым святым. Мученика Иоанна Евангелиста, который был сварен в кипятке, избрали своим покровителем… изготовители свечей, кипятящие сало! Святой Себастьян, расстрелянный из лука, стал покровителем ткачей, работавших толстыми спицами (они ведь так похожи на стрелы), и торговцев металлом, поскольку наконечники стрел были из железа. А уж святой Винсент, основатель конгрегации дочерей милосердия, и вовсе считался покровителем виноделов, потому что в его имени есть слово «вино».
Ладно, простой, необразованный народ — что с него возьмешь? Но ведь и духовенство Парижа с легкой душой позволяло фантазиям верующих заходить совсем уж далеко и порождать шутовских святых, например, святого Дубину.
Школяры Сорбонны состояли из «стрижей» — студиозов, не связанных ничем, кроме обязательства по отношению к учителю, следовательно, совершенно свободных; из пансионеров, платящих за «педагогики»; и тех, кто жил в коллежах. Поднадзорное житье для юного де Вержи было, что рыбья кость в горле, хотя, по здравому размышлению, жить в коллеже дешевле, нежели снимать угол у господина Бернье.
Поэтому поначалу он склонялся к тому, чтобы поселиться в этой студенческой бурсе, так как был уверен, что Ангерран де Вержи, выпроводив сына за порог, посчитал свои отцовские обязанности исполненными, а значит, ждать от него денег не приходится. Ну разве что какие-нибудь крохи, притом не из кошелька старого жмота, а от матушки, что совершенно не устраивало Жиля.
Но тут подсуетился Гийо, которого совсем не устраивала ситуация с коллежем. Пройдоха смекнул, что в таком случае его общение с Жилем будет ограничено, а значит, как слуга он практически не нужен. Это совсем не входило в планы Гийо. Ведь тогда, чтобы прокормиться, ему придется или наниматься грузчиком на пристанях Сены, или заняться воровским ремеслом, что было чревато серьезными неприятностями. Одно дело — стянуть то, что нечаянно подвернется под руку, а другое — поступить в гильдию парижских воров и грабителей. Это был прямой и самый короткий путь на Монфокон — огромную каменную виселицу, построенную в XIII веке за стенами Парижа, во владениях графа Фокона, на которой одновременно могло быть повешено до пятидесяти человек.
Не мудрствуя лукаво, хитроумный Гийо подсказал Жилю, чтобы тот ознакомился с арендным договором, касающимся коллежа Сорбонны. Он хранился в университетской библиотеке, в открытом доступе. Когда Жиль прочитал, что в дортуар «не допускается к проживанию никакая особа, совершающая бесчестные, возмутительные или вредные для коллежа поступки», а затем и другой пункт: «Нельзя приводить никаких распущенных особ, но только родственников, слуг или жильцов честного поведения», у него екнуло под сердцем. Это что же, он приехал в Париж вкусить вольностей студенческой жизни, а придется жить как в Пти-Шатле — Малом замке, где находилась тюрьма?!
Этот мрачный замок произвел на Жиля неизгладимое впечатление. В Пти-Шатле обычно препровождали буйных школяров из Латинского квартала[31]. Некоторые камеры даже носили название наиболее оживленных улиц района Сорбонны, как рассказал всеведущий Гийо.
Кипение жизни в Париже завораживало Жиля. С утра и до позднего вечера он таскал за собой изрядно уставшего Гийо, который предпочитал этим походам безделье и спокойную беседу в какой-нибудь дешевенькой таверне. Пройдоха постоянно бурчал, жаловался на боли в коленках, но Жиль был неумолим. Он хотел как можно быстрее познать Париж, что называется, от низа до самого верха, докопаться до его глубин. Особенно нравились ему торговые места, где толпилось огромное количество людей.
Жиль детально исследовал все рынки Парижа, в том числе и Гранд-Орбри, расположенный между мостами Сен-Мишель и Пти-Пон. Этот рынок ему особенно нравился. Он источал запахи, которые напоминали Жилю родные места, — здесь продавали разные пахучие корешки, травы, цветы и саженцы растений. А еще новоиспеченный школяр старался разобраться в хитросплетении улочек и переулков Парижа, не по годам мудро рассудив, что в будущем такие знания могут ему здорово пригодиться.
