Анаис улыбнулась. Только сейчас Хасиб смог рассмотреть, что столь сильно отличает ее глаза от глаз человека. Они были и насмешливы и мудры точно так же, как могут быть мудры глаза любой умной женщины. Но все же то были глаза змеи – серо-зеленые и с вертикальным зрачком. И кожа… «О Аллах всесильный! – с оторопью подумал Хасиб. – У нее же зеленая кожа…»
– О нет, мой друг, – рассмеялась Анаис. – Это деяние много превосходит по глупости самоубийство. Ведь убить себя человек может один раз и навсегда. Мои же слуги могут преследовать глупца и на этом свете и на том одинаково усердно и одинаково бесконечно.
– Вот потому я и не стал бежать от тебя.
Девушка кивнула. Ее улыбка столь заметно превращала ее из колдуньи в человека, что Хасиб вновь мысленно вздрогнул. «Аллах всесильный, но что же мне делать? Как мне уберечь себя? Или не думать о себе и довести до конца дело, начатое моим учителем? И пусть он не узнает об этом – зато цель его жизни будет достигнута!»
Должно быть, опасение все же мелькнуло на лице Хасиба. Ибо Анаис рассмеялась.
– Юный герой, ты сейчас ведешь себя как неопытный заклинатель змей. Не бойся вызвать мое раздражение или неудовольствие – тебе это не удастся.
– О нет, – деланно рассмеялся Хасиб. – Я не боюсь вызвать твой гнев или неудовольствие. Скорее, я думаю о том, как мне вести себя с тобой теперь, когда я знаю, сколь безгранично твое величие, сколь древен и богат род и сколь невероятны силы, которые подчиняются тебе.
Анаис недоуменно подняла брови.
– Откуда, мой друг? Разве фокусники, даже настоящие, не балаганные, знают, кто такая Царица змей?
О, это была оплошность, почти недопустимая. Но Хасиб не зря все же был учеником великого Саддама. Он улыбнулся в ответ и проговорил:
– Но я же знаю слова змеиного языка… Не могу же я не знать, сколь велика та, которой он служит.
Анаис лишь молча покачала головой. Неизвестно, удовлетворилась ли она таким объяснением или посчитала, что еще успеет докопаться до истины. Хасиб же внутренне отчитал себя за неосторожность, за глупый свой язык и за то, что едва не выдал тайны, причем тайны чужой.
– Что ж, загадочный фокусник, должно быть, ты и в самом деле знаешь обо мне несколько больше, чем я думала. Но это лишь облегчает мне задачу. Ибо я готовила долгую речь, дабы объяснить тебе, кто я. Теперь же понимаю, что в ней нет никакой нужды. И я могу смело переходить к сути разговора. Но знай, что все дальнейшее – тайна, которую ты никогда и никому не сможешь раскрыть, как бы ни сложилась судьба.
Хасиб кивнул, приложив руку к сердцу. «О да, воистину, с ней следует вести себя куда осторожнее, чем даже с разъяренной коброй… Или доброй дюжиной разъяренных кобр… Не зря же она заговорила о тайне…»
– Я весь обратился в слух, прекраснейшая…
– Знай же, юный маг, пришло время, когда я должна избрать себе спутника. Ибо сколь бы велика ни была наша семья, сколь бы ни были всесильны мои братья и сестры, но спутник нашей жизни всегда избирается нами из тех, кого мы любим, хотим возвеличить и одарить воистину бесценными дарами. Я долго искала такого человека и остановила свой выбор на тебе.
– На мне?!
Все иные слова покинули Хасиба, равно как и исчез его уверенный низкий голос.
– Да, мой друг. Ибо ты молод, хорош собой, уверен в своих силах и… и знаешь, кто я такая. Этого вполне достаточно для того, чтобы стать спутником моих дней, получив от меня в дар бессмертие и честь называться мужем Царицы змей.
– О Аллах великий и милосердный… Мужем Царицы змей…
«И тем самым предать цели учителя, предать и его самого. Теперь уже не на словах, а на деле. Позволить этому мерзкому племени обзавестись наследниками!.. Недостойно, мерзко, отвратительно!»
Анаис же истолковала возглас Хасиба совсем иначе. Увы, иногда даже самые умные волшебники, великие маги и колдуньи подобны смертным мужчинам и женщинам и частенько принимают желаемое за действительное. И потому она вновь улыбнулась, теперь уже не снисходительно, а скорее покровительственно-нежно.
– Так ты согласен, юный маг?
Увы, у Хасиба не оставалось никакого выбора. Петля предательства все туже затягивалась вокруг его шеи. Он вновь мысленно поносил себя последними словами за ту ссору, после которой покинул и почтенного Саддама, и родное гнездо. Но сейчас, увы, он мог лишь мысленно себя ругать. Ибо сделав один шаг на весьма скользком пути, сейчас он уже вынужден был сделать следующий.
И потому Хасиб лишь кивнул. Он не в силах был вымолвить ни слова. Но Анаис больше ничего и не надо было – молчание юноши она истолковала именно так, как ей этого и хотелось. Теперь у нее будет спутник дней и отец будущих крошек. А значит, у древнего рода появится продолжение.
Хасиб же закрыл глаза. Более всего, чтобы не выдать нешуточного отвращения, вернувшегося к нему из его самого страшного сна. Но еще и для того, чтобы мысленно проститься со всем, что стало ему дорого в последние месяцы – с цирком и зрителями, уверенностью в собственных силах и прекрасным ощущением, что твердо стоит на собственных ногах, с нежной, как дитя, Маликой и, о Аллах всесильный, с ее бабушкой, мудрой цыганкой Карой.
«Так вот что ты имела в виду, старая гадалка! Вот что значили твои слова о том, что змеи – мое предназначение, что они пребудут со мной, должно быть, до самого конца моих дней!»
И в этот миг он почувствовал, что уста Анаис прильнули к его устам. Хасиб, не раскрывая глаз, ответил на этот поцелуй. Ему показалось, что его языка коснулся раздвоенный кончик, но то, конечно, была просто иллюзия.
Назад дороги не было. Хасиб честно пытался представить себе жизнь с Анаис. О, что она будет страстной и сладкой, он понимал прекрасно. То, что она, жена, будет потакать всем его желаниям, взамен требуя полного повиновения – не вызывало ни малейших сомнений. Как и то, что жизнь эта будет бесконечно долгой жизнью марионетки в умелых руках опытного кукловода. Оставалось теперь представить себе, как же будет выглядеть миг, когда он воссядет рядом с женой на трон Царицы змей.
И огромная комната наполнилась тихим гулом, ее окутал серовато-синий туман. Через него видны были контуры двух высоких кресел, покрытых вычурной, о нет, не просто вычурной, обильной резьбой. Черное от времени дерево блестело, навершия тронов – а это, несомненно, были они – украшали необыкновенно крупные и яркие самоцветы, а бесчисленные ковры устилали каждую ступень из тех, что вели к престолу. Под стенами стражниками застыли громадные кобры, раздув свои чудовищные клобуки. Они были и живы и не живы – глаза их блестели, и головы слегка поворачивались, осматривая все вокруг, но приподнявшиеся мускулистые тела обхватом более любой колонны оставались неподвижны.
Одного, сколько ни силился, не мог представить Хасиб – себя на троне. Увы, похоже было, что не для него приготовлены и ковры, и самоцветы, и чаши с дарами. Это удивило, но, пожалуй, и обрадовало юношу. Значит, ему не суждено воссесть туда. Но, к удивлению своему, Хасиб не видел на троне и Анаис. Он пытался представить, как разметаются по спинке ее роскошные волосы, как сильные руки водрузят на голову царский венец. Но у него ничего не выходило.
