— Давай залезай и греби, куда велено, ведь был уговор.
Сантос не шелохнулся. Тогда я вогнал ему пулю в левую ногу, в то место, где колыхалась вода, немного пониже колена. Лодочник подпрыгнул и заорал, дескать, как я мог сделать такое, что я сумасшедший. Он схватился за ногу, упал в воду, поднялся. Я, было, подумал, что его унесет течением, но он оказался очень сноровистый: одной рукой зажимал рану на ноге, а другой держался за борт. Наконец залез в лодку и сел у моторчика. Из раны обильно текла кровь.
— А теперь послушай меня, сукин сын, — сказал я тихо, но твердо. — У тебя есть выбор: или ты снимаешься с мели и быстро доставляешь нас на парагвайский берег, после чего возвращаешься домой и идешь к врачу, или я тебя пристрелю и брошу на съедение паломерам, так, кажется, называют тварей, живущих в этой мерзкой реке. Решай, что тебе милее.
Сантос перетянул ногу веревкой на уровне колена, быстро и молча с помощью весла снял лодку с отмели и завел моторчик. Суденышко полетело как птица. Несколько минут спустя мы увидели парагвайский берег. Сантос без дополнительных понуканий направил лодку к чему-то вроде естественного причала, хорошо укрытому от посторонних глаз, что типично для мелких контрабандистов. Мы высадились. Сантос посоветовал нам подняться метров двести вверх по течению реки. Там якобы есть тропинка, ведущая к грунтовой дороге, которая, в свою очередь, выведет нас к ближайшему поселку Десмочадос.
Я понимал: лодочник теперь по-настоящему торопится. Он ощупал ногу, выясняя, насколько она онемела. Мне хотелось пристрелить негодяя. Ничего не стоило вогнать в него еще одну пулю — я, признаться, уже чувствовал себя профессиональным убийцей, тем не менее решил отпустить его. То, что он расскажет по возвращении, не облегчит нашего положения. Я опустил револьвер. Грисельда мгновенно его перехватила и… Голова лодочника разлетелась вдребезги.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Пока мы шли вдоль реки, увязая в глине, боясь угодить в болотистую яму или напороться на выводок кайманов[16], я, вспоминая о пируэте, который наподобие марионетки совершил дон Сантос перед тем, как упасть в реку и поплыть вниз по течению, восхищался своей спутницей, женщиной, экстраординарной абсолютно во всем. Она воистину была способна на что угодно. В отличие от меня и любой другой из известных мне дам. Я испытывал очарование и ужас, думая о ней.
Донельзя уставший, я думал и об Элеутерио. Я ему полностью доверял. В Чако всем известно, что такое Парагвай для беглеца. Если у него есть парагвайский друг и деньги, то он легко уйдет от преследования. Я располагал и тем и другим и хотел очень малого: автомобиль и новые документы, чтобы перебраться в Бразилию. Для Элеутерио удовлетворить мои потребности было сущим пустяком.
Мы добрались до тропинки, ведущей к грунтовой дороге, в половине шестого утра. Хотя для телефонного звонка было еще рано, чрезвычайность положения и нетерпение вынудили меня достать из сумки мобильник и набрать номер. Ответил автоответчик. Узнав голос друга, я почувствовал величайшее облегчение. Представившись, я кратко сообщил, что нахожусь в затруднительных обстоятельствах и нуждаюсь в срочной помощи. Я попросил Элеутерио перезвонить мне по номеру, который продиктовал два раза. Я сказал также, что в любом случае я буду опять звонить.
Терпеть усталость больше не было никакой возможности. Я предложил Грисельде немного поспать по-индейски.
— Сам спи, — вот и все, что ответила Грисельда и закурила очередную сигарету.
Я прислонил чемоданчик к прекрасной текоме[17], а на него положил сумку с одеждой. На сумку я опустил голову и тут же безмятежно уснул. Снов я никаких не видел, ибо сил не осталось ни на угрызения совести, ни на фантазии.
Когда Грисельда разбудила меня, уже рассвело.
— Телефон звонит.
Спросонья я неуклюже нажал кнопку.
— Говорит Элеутерио, — услышал я. — Где ты находишься и что с тобой происходит, дружище?
Я сообщил, что нахожусь на горе неподалеку от реки Парана и поселка Десмочадос, что я не один и что мне нужно на время надежное убежище, а также автомобиль и документы для того, чтобы переправиться в Бразилию.
— За тобой гонятся легавые?
— Да.
— Тебе нужны деньги? Это связано с бизнесом?
— Деньги мне не нужны, и бизнес ни при чем. Скажем так: я безумно влюблен и хотел бы совершить длительное путешествие. В этом деле много крови.
— Ядрена мать, Ромерито, кто бы мог подумать! — сыронизировал Элеутерио. — Ну да ладно. Дай-ка прикинуть, чем я для тебя могу быть полезен. Ты действительно не нуждаешься в деньгах? Все в них нуждаются.
— Нет. Деньги у меня есть.
— Хорошо. Где ты точно находишься?
— Ни малейшего понятия. У берега на уровне Итати. Думаю, на тропе контрабандистов.
— Хорошо. Оставайся там, где ты есть. Через полчаса поговорим. — Он отключил телефон.
Я попросил у Грисельды сигарету, и она ответила, что у нее все кончились.
— Но мы лишь вчера вечером купили три пачки.
— Ну и что?
Я предпочел не продолжать дискуссию. Стало ясно, настроение у нее жуткое. Я подумал: «Не начинается ли у нее ко всему прочему менструация?» Бабы просто бесятся в это время. Накануне месячных они способны убить. Зная, что вопрос о самочувствии может обойтись мне очень дорого, я лишь предложил:
— Ты бы немного поспала.
Она отрицательно покачала головой, и я понял, что она на грани нервного срыва. То ли от страха, то ли от осознания вины и угрызений совести, то ли еще от чего-то, но она стала совершенно иной.
Я посмотрел в густые заросли, окружающие нас. Опасности не было. Кричали птицы, шуршали ветви, сильно припекало солнце.
Запищал мобильник. Элеутерио:
— Ромеро, ты меня слышишь?
— Превосходно.
— Тебе нужно выйти на дорогу, ведущую в Десмочадос. Ты увидишь рекламный щит кока-колы, встань около него. Друзья тебя отыщут и отвезут к некому Понсе. Запомни: Понсе. Ни с кем и ни о чем не разговаривай, кроме Понсе. Ты попросишь у него то, что тебе надо, и на этом все закончится. О’кей?
— Хорошо.
— И еще: тебе никто не помогал, понял? Ты навалил слишком большую кучу дерьма, Ромеро, слишком большую.
— Хорошо. Большое спасибо.
— За такое не благодарят. Я плачу по долгам, не более того. Желаю удачи.
Он отключил аппарат.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Менее чем через полчаса нас подобрали два типа, приехавшие на новеньком фургоне «исудзу». Они были похожи то ли на родных, то ли на двоюродных братьев — молодые усатые люди в джинсах и сапогах. Они оказались местными преуспевающими ковбоями или чем-то в этом роде. Они молча открыли задние дверки фургона. Мы сели и через пятнадцать минут были в поселке.
