Холмс, который неторопливо набивал и раскуривал трубку, откинулся на спинку кресла. Кольца дыма вились вокруг его головы.
– Как и несколько других ранних дел, оно попало ко мне через одного университетского знакомого. Хотя в годы учебы я обзавелся всего одним близким другом[36], мое имя уже приобрело известность благодаря занятиям криминалистикой.
Среди моих знакомцев был Сергей Плеханович, учившийся в том же колледже, что и я. Нас с ним объединял интерес к фехтованию[37], которым мы оба занимались. Мы упражнялись на рапирах, но близко не сошлись: на мой вкус, он был чересчур общителен и слишком любил развлечения.
Однако я находил интересной его родословную: он был единственным сыном графа Николая Плехановича, которому когда-то принадлежали обширные поместья в Российской империи. Придерживаясь либерально-демократических взглядов, граф рассорился с царской властью, продал свои земли и увез семью и состояние в Англию, где намеревался воспитать сына в английских традициях.
Насколько я понимаю, у Сергея имелась английская прабабушка, дочь йоркширского сквайра, и мне нравится думать, что именно она передала своим потомкам стойкую любовь к свободе и ненависть к угнетению, характерные для Плехановичей.
Как вам известно, Уотсон, когда я впервые приехал в Лондон, то жил на Монтегю-стрит, неподалеку от Британского музея. Именно там однажды вечером мне нанес визит Сергей Плеханович.
Я нашел, что он сильно изменился к лучшему с тех пор, как я последний раз видел его в университете. Там он был известен главным образом своей любовью к модным туалетам и веселой компании. За прошедшее время он стал более зрелым и здравомыслящим – возможно, так повлияли на него события, о которых Сергей собирался мне поведать.
В этом месте я должен прервать повествование, Уотсон, чтобы пояснить, что довольно успешно провел тогда пару расследований – особенно дело о пропавшем сыне леди Гринлиф. Именно этот случай, а также наше прежнее знакомство с Сергеем, убедили Плехановичей обратиться ко мне за консультацией.
Не хотел бы я, спросил Сергей, заняться расследованием для него и его отца?
Случай, который он мне изложил, был столь необычен, что я охотно согласился. Если рассказывать вкратце, произошло следующее.
Особняк либерально настроенного графа Николая Плехановича в Кенсингтоне стал местом сбора многих русских эмигрантов, приходивших к нему просить помощи и совета. Чтобы помочь соотечественникам, Плехановичи решили снять дом в лондонском Ист-Энде, неподалеку от доков, где изгнанники из России высаживались на берег и где у них было больше шансов найти работу. Дом должен был стать прибежищем для наиболее достойных эмигрантов, где они могли устроиться на первое время, пока не найдут себе другое жилье.
Вести хозяйство в доме и заботиться о его жильцах граф Плеханович поручил пожилой, но еще энергичной женщине, бывшей няне Сергея, привезенной Плехановичами из России и очень им преданной. Они, в свою очередь, были привязаны к ней, как к родной.
За два дня до появления Сергея в моей квартире на Монтегю-стрит эта старуха, Анна Полтева, была убита ночью в постели. Плехановичи хотели, чтобы я расследовал это дело.
Вот и все, что успел мне рассказать Сергей, пока мы ехали в кенсингтонский дом его отца. Сразу по прибытии нас провели наверх в гостиную. Граф Николай Плеханович, высокий красивый мужчина с изысканными манерами, изложил мне дальнейшие подробности.
«Это дело чести, мистер Холмс, – пояснил он на превосходном английском. – Анна Полтева принадлежала к числу моих домочадцев и была самой преданной служанкой. Я должен приложить все усилия, чтобы найти ее убийцу и отдать в руки правосудия. Вот почему мы с сыном решили обратиться к вам. Полиция во главе с инспектором Гадженом, похоже, зашла в тупик и признает, что сбита с толку».
«У них нет никаких улик?» – спросил я.
«По-видимому, очень мало. Они нашли свидетеля, грузчика по фамилии Моффет, который проходил мимо дома по пути на рынок Спитлфилдз примерно в половине четвертого утра. В полиции считают, именно в это время произошло убийство. Он увидел смуглого бородача в длинном черном пальто и широкополой шляпе, которую тот надвинул на глаза. Этот субъект затаился у входа в переулок, ведущий во двор за домом.
Описание подходит к одному из жильцов, некому Владимиру Васильченко, смуглому и бородатому. Однако когда Моффета вызвали на опознание, он сказал, что не узнает незнакомца в представленном ему человеке. Грузчик настаивал на том, что человек, которого он видел, был меньше ростом и гораздо более хрупкого сложения.
Поэтому инспектор Гаджен исключил Владимира Васильченко из числа подозреваемых. Насколько я понимаю, инспектор твердо придерживается мнения, что убийство – дело рук постороннего, а не кого-то из жильцов».
«На каком основании?»
«На основании улик, найденных на месте преступления. Анну Полтеву нашли задушенной в ее постели в понедельник утром, два дня тому назад. Ее комната находится на первом этаже, в задней части дома, окно выходит во двор.
Судя по разным отметинам и царапинам на раме снаружи, очевидно оставленным ножом, преступник открыл окно и, как предполагает полиция, забрался в комнату, когда Анна Полтева спала. Он задушил ее подушкой и сбежал тем же путем. С собой он захватил ее кошелек, в котором среди прочих монет были два полусоверена, предназначенных на расходы по хозяйству и арендную плату.
Дверь комнаты была заперта изнутри. Ее пришлось взломать на следующее утро нескольким жильцам, когда отсутствие Анны было замечено».
По тону графа Николая и огорченному выражению лица я понял, что его не убедило это официальное объяснение. Когда я высказал ему это предположение, он сразу же ответил: «Да, мистер Холмс, не убедило! Допускаю, что оно правдоподобно и согласуется с уликами, и все же мне не верится, что это истинное объяснение убийства Анны Полтевой».
«У вас есть своя собственная теория?» – спросил я.
«Теория есть, но нет фактов, подтверждающих ее. Только интуитивные догадки».
«В таком случае, пожалуйста, изложите их, – попросил я. – Если мотивом был не грабеж, то что же, по вашему мнению?»
Как вы знаете, Уотсон, хотя обычно я предпочитаю факты домыслам, небольшая толика умозрений представляется мне допустимой, если они помогают решить проблему. Я критикую Лестрейда и его коллег из Скотленд-Ярда как раз за то, что они, упорно трудясь, бывают слишком приземленными. Им не хватает воображения и интуиции, способных при правильном использовании пролить свет на самые темные аспекты дела[38].
