Легко сказать, но мы идем по густонаселенной местности, где сплошь и рядом города и деревни, их приходится все время с опаской обходить стороной. Сильно затрудняют наш путь водные преграды — реки, речушки и каналы. Приходится постоянно петлять и уходить от намеченного маршрута. Затрудняют и ночные переходы, ведь не всегда нам светит луна или звездное небо подсвечивает дорогу. Часто приходится идти в кромешной тьме и ориентироваться скорее интуитивно, не наблюдая никаких видимых ориентиров. Но ночи летом коротки, мало времени для передвижения. Стараемся идти быстро, чтоб пройти больше за темное время ночи. А днем мы не рискуем передвигаться, остаемся на отдых. Чтоб накопить сил на следующий ночной переход.
Мы молча, в подавленном состоянии, идем дальше…
Где-то на границе Эльзаса, лунной ночью, мы огибали деревню — обходили ее задворками, огородами. Кое-где были видны яблони. Наше внимание привлекло довольно высокое, но чахлое дерево, почти без листьев. Зато на нем висели большие яблоки, и их было много. Мы остановились возле металлического забора из прутьев с заостренным верхом чуть больше метра высотой и стали размышлять: стоит ли рвать? Но попробовать, конечно, стоило! Недолго думая, я накинул свой вещмешок на острие прутьев и быстро перемахнул в сад. Взобравшись на яблоню, я потряс ее, яблоки со стуком попадали на землю — упало их десятка полтора-два. Я спокойно собрал свой урожай в мешок и уже собирался было перепрыгнуть обратно к Василию, ждавшему меня по ту сторону изгороди, как вдруг мое внимание привлекли два улья. «Вася! — шепотом позвал я друга. — Ульи! Пчелы! Попробуем медку, а? Гусей ели, кроликов ели, кур тоже, не грех попробовать и меда!» — «Ну, давай!» — послышался из-за забора голос товарища. Положив на землю мешок, я принялся стаскивать огромный камень с верхней части одного из ульев. Камень был невероятно тяжелым. Сбросил доски и какие-то тряпки, оказавшиеся под камнем… Вот и соты.
Чувствуя, как в груди сильно колотится сердце, я приподнял рамку и выдвинул ее — всего лишь на треть, и тут вдруг кругом все загудело, улей заходил ходуном, в руку меня ужалили несколько пчел. Несмотря на боль, я еще немного приподнял рамку, но жужжание стало еще сильнее… В испуге я бросил свою затею и, накрывшись мешком, почти ничего не видя, побежал назад к ограде, перепрыгнул через забор, к Василию. Тот сидел прислонившись спиной к изгороди и согнувшись в три погибели уже изо всех сил отмахивался от пчел. Упав рядом с Василием, я и его накрыл мешком. Вокруг нас раздавалось веселое «пение» пчел. Было ясно: оставаться здесь, отдав себя на растерзание потревоженным и разозленным насекомым, нельзя.
Вскочив и по-прежнему накрываясь мешком, мы бросились прочь от ульев. Бежали хохоча, хотя и укусы сильно донимали — «наелись медку»! Еще долго то из рукава рубашки, то из штанов мы вытряхивали воинственно настроенных пчелок! От укусов у меня раздуло весь подбородок, а у Василия заплыл левый глаз, ставший узким, как у китайца. Этот случай мы всегда вспоминали с улыбкой. Теперь мы спокойно обходили стороной встречавшиеся на нашем пути пасеки и ульи, урок не прошел даром.
Вот она, Франция!
Весь день мы шли лесами, покрывавшими пологие холмы. Солнце багровым шаром скатилось к далекому горизонту, обещая ветреную погоду на завтра. Наступали короткие летние сумерки, и мы расположились на вершине холма, покрытого лесом. Посреди небольшой полянки стояла, врытая в песок, деревянная скамейка.
Усталые, мы присели на нее и закурили собранный по дороге мох. Так хотелось курить, что даже удушливый дым мха казался ароматом хорошего табака. Перекурив, мы расстелили на лавочке нашу карту. Она уже сильно потерлась на сгибах и в некоторых местах зияла дырами. И вот мы дошли до края карты, то есть до границы Германии с Францией. Где-то в этих местах проходит условная черта, разделявшая эти две страны. Где же граница? Где мы — во Франции или в Германии?
Внизу, извиваясь и иногда пропадая из вида, виднелась проселочная дорога. Она проходила через небольшую деревушку, почти скрытую от любопытных взоров густым лесом. Ниже деревни, в лощине протекала маленькая речка, водоворотами закручиваясь на перекатах. Дома деревни широко и привольно расположились по долине реки.
Долго мы с Василием обсуждаем наши дальнейшие действия. Идти ли нам дальше, не заходя в деревню, или же сходить на разведку? У нас уже почти не осталось ни спичек, ни соли, и мы решили, дождавшись темноты, разведать обстановку. Пока еще не совсем стемнело, решаем получше рассмотреть с нашего наблюдательного пункта местность. Нас интересует лишь одно: где же мы сейчас находимся? В Германии? В Эльзасе или во Франции?
Местность ничем не отличается от той, по которой мы шли последние несколько недель. Крестьянские постройки и дома в деревне такие же, какие мы встречали и тайком ночами посещали в поисках еды и спичек по всей Германии.
Быстро вечерело. В нескольких домах засветились окна. Вот зажегся свет и в ближнем к нам доме на самом краю села. Пока решали, спускаться ли к дому, там хозяева погасили свет: наверное, улеглись спать. Теперь наше внимание привлек другой дом, где в окнах еще горел свет. Это был добротный двухэтажный дом, стоявший несколько особняком от остальных домов деревни.
Высокая черепичная крыша с трубой, из которой вился белесый в сумерках дым. И таким спокойствием и уютом повеяло от него, что мы, не сговариваясь, быстрым шагом направились вниз по склону холма.
Долгие месяцы скитаний по враждебной земле приучили нас к осторожности, поэтому мы, стараясь не шуметь, обошли вокруг дома. Позади него была изгородь, окружавшая небольшой хозяйственный двор с сараем. В сарае слышался сонный гогот домашней птицы. Мы направились к дому. Сквозь неплотно прикрытые ставни пробивался яркий свет. Приподнявшись на цыпочки, заглядываем внутрь.
Я увидел небольшую, но очень уютную кухню. Она пуста. По противоположной стене развешаны какие-то пучки трав. Под ними у стены стоит широкая и длинная крестьянская скамья. Правее — такой же простой обеденный стол. На нем я увидел аккуратно сложенную нехитрую глиняную посуду и белую скатерть.
Больше я ничего рассмотреть не успел, так как дверь открылась и вошла средних лет женщина. На ходу, обернувшись, она что-то сказала, идущей следом молодой девушке. Женщина была высокой и не по годам стройной. Темные с проседью волосы были аккуратно собраны в пучок. Рукава темно-синей блузки были закатаны выше локтей. Ее наряд дополнял холщовый передник. Она стала убирать со стола посуду. Ей помогала в уборке молодая, лет восемнадцати, девушка. Вьющиеся русые волосы, собранные в толстую косу, и здоровый румянец на щеках делали ее очень похожей на наших русских деревенских девушек. Через оконное стекло не было ничего слышно, но по мимике было видно, что девушку что-то развеселило. Она, переговариваясь с женщиной, то и дело весело смеялась. Худенькая и шустрая хохотушка быстро справилась с работой и вновь исчезла из моего поля зрения вслед за первой женщиной.
Мы, коротко обсудив увиденное, решили, что в доме одни женщины и опасаться нам нечего, можно зайти туда. Обогнув угол дома, подошли к входной двери.
