13
— Здравствуйте, это «Фотофиниш» — улыбнитесь!
— Люка прекрасен, как бог любви!
— Простите?
— Клео! Здесь так красиво! — неистовствую я. растягивая серебристый телефонный шнур так, чтобы не отрывать глаз от панорамы.
— Кто говорит?
— Это же я, дурочка! — Как она может не узнать свою соседку по квартире?
— Ким? Что происходит?
— Я не могла не позвонить, я должна была тебе сказать: «Вы не женщины, вы — рай земной!» — Я изображаю сильный итальянский акцент.
— Ты пила?
— Да, но это было вчера вечером…
Я быстро ввожу Клео в курс событий, рассказываю про обед в «Фаральони», про нескончаемые десерты и про невозможно внимательных официантов.
— «Вы не женщины, вы — рай земной», — повторяет Клео с удовольствием, но вместе с тем и с недоверием. — В жизни ничего подобного не слышала!
— Замечательно, правда?
— Я извещу об этой фразе брата, но не думаю, что в Шеффилде такое может сработать.
— Может и не сработать, — соглашаюсь я.
— Эти итальянцы, они совсем из другого мира, — вздыхает Клео. — Они действительно ценят женщин.
Я как раз размышляю над тем, что это чувство взаимно, как у меня с языка опять слетает:
— Люка прекрасен, как бог любви!
— Кто такой этот Люка? — Клео озадачена.
— Управляющий магазина — Люка Аморато…
— У тебя странный голос… счастливый…
— Это так редко бывает?
— Редко, если речь идет о мужчине! — объявляет Клео. — Он же, кажется, должен был оказаться скользким пронырой?
— Нет! — возмущаюсь я. — Он худой, взъерошенный и настоящий!
— Настоящий?
— У него такой маленький шрам на верхней губе, — мечтательно рассказываю я, — и невероятно голубые глаза…
— И вы знакомы уже…
— Почти полтора часа! Мы покатываемся со смеху.
— Я знаю! Но он невероятно красивый!
— Должно быть, дело в его итальянском акценте — зов предков, знаешь ли, — предполагает Клео.
Если бы дело было в этом, Марио заполучил бы меня по первому требованию. Как мне убедить ее, что Люка — избранный?
— Ну, это как живой тирамису,[64]— говорю я.
— М-м-м-м! — Она приходит в восторг и наконец, сдается.
— Когда его рука оказалась у меня за пазухой… — Я погружаюсь в воспоминания.
— Что?
— Он меня одевал, — поспешно объясняю я.
— Погоди! Назад! А когда он успел тебя раздеть?
Я смеюсь.
— Он меня не раздевал. Я сама.
— Ты по собственной воле сняла одежду в присутствии мужчины? Не верю!
Я быстро излагаю ей все по порядку.
— А теперь ты встречаешься с ним у этой местной достопримечательности?
— Да. — Я вздыхаю. — Мне кажется, будто это наше первое свидание.
Молчание.
— Клео? Ты здесь? — Я смотрю на экранчик телефона, чтобы проверить, не разъединили ли нас.
— Да, да. Просто…
— Я чепуху мелю? Правда?
— О боже!
— Что?
— Это пришла та скандалистка, которая вечно требует, чтобы ей кого-нибудь удалили с фотографии, — шипит Клео.
— Ладно, иди тогда. Удачи!
Я кладу трубку с чувством небольшого стыда. На данный момент все прелести жизни приходятся на мою долю. Хорошо еще, что Клео из тех редких людей, которые искренно радуются, если с тобой случается что-то хорошее. Не то чтобы за последние два года я утомила ее приливами неуемной радости, но кто знает, что мне придется ей рассказать ближе к вечеру…
Окаймленные высокими стенами улочки заканчиваются пыльными лимонными рощами, а потом, свернув за угол, я оказываюсь перед островком амазонских джунглей, которые кто-то перенес в эту небольшую долину. Я вглядываюсь в яркую, плотную зелень. Указатель утверждает, что ступени справа от меня ведут к морю и к Гротто Матерманиа. Группа американских туристов пришла в уныние перед этим спуском — они смотрят, как на верхних ступеньках один за другим, раскрасневшиеся и измученные, появляются те, кому удалось одолеть подъем.
— А оно того стоит? — спрашивает одна из туристок.
Гид-итальянец пытается расшевелить американцев сообщением, что именно в этом гроте некогда происходили знаменитые античные оргии.
— Эти люди, может быть, устали не только от того, что им пришлось подниматься по ступенькам! — шутит он.
Какой-то жизнерадостный техасец говорит гиду:
— Знаете, из всех наших гидов вы лучше всего говорите по-английски.
— Вы тоже неплохо говорите по-английски, — не упускает случая съязвить гид.
Я оставляю их и иду дальше, прохожу между столиками ресторана под открытым небом с неаппетитным названием «Ла Гроттелле»[65]и выхожу на дорожку, ведущую к Арко Натур ал е. Каждая из этих ступеней, поросших горчичного цвета лишайником, приближает меня к зеленой скамье. Я вся в предвкушении, я делаю глубокий вдох: воздух пахнет высохшими на солнце сосновыми иглами и затхлой пылью пополам со жвачкой и духами проходящих мимо туристов. Их несмолкающие крики перекрывают только голоса птиц, которые пищат, как резиновые игрушки-пищалки, и тут и там скачут с ветки на ветку. У моих ног по горячему цементу прошмыгнула ящерка — скользнула, остановилась, снова метнулась, как живая азбука Морзе. Я слежу за ней взглядом. Ящерка скрывается за кромкой смотровой площадки, а я поражена тем, какая красота открывается моим глазам: изъеденная водой и ветрами арка в форме буквы «А» гордо противостоит бесконечной синеве. Я снимаю солнечные очки, чтобы убедиться, что я действительно здесь.
— Не могли бы вы?.. — Три девочки просят меня, их сфотографировать. Они англичанки, сестры, все зачарованы красотой панорамы.
— Нужно обязательно привести сюда Джеймса, — объявляет Первая Сестра. — Если я сумею притащить его сюда, то выйду за него замуж — такая примета. Это необыкновенное место.
Она права. Необыкновенное.
— Я так хочу, чтобы Он был здесь со мной, — мечтательно говорит Вторая Сестра.
— Кто — Он? — растерянно спрашивает Третья Сестра.
— Он — тот, что в моих мечтах, — вздыхает Вторая.
Я улыбаюсь. Я знаю, что это значит. Более того — мой Он скоро придет сюда. О боже! Держите меня! Я-то думала, что в моих мечтах уже не появится никакой Он.
