— Держись, Махеш. Уверен, что с ней все в порядке, — сочувствующим голосом сказал Хари.
— И я не сомневаюсь в этом, — тепло подтвердил Дипак. — Возможно, она еще в Непале. Просто что-то изменилось. Мы позвоним тебе, как только выясним.
Махеш встал. На его губах появилась слабая улыбка.
— Спасибо, друзья. Удачи. И будьте осторожны.
— Обещаем.
Они ударили по рукам, и Хари с Дипаком, не оборачиваясь, выскользнули за дверь.
— Послушай, Шекхар, ты так совсем разоришься, угощая меня каждый день обедами и ужинами. Давай будем платить за еду по очереди. Поверь, мой заработок гораздо солиднее твоего, — проговорила Синтия, как только они вышли из ресторана.
— Нет, Синтия. — Шекхар упрямо покачал головой. — Все будет гораздо проще, если ты перестанешь об этом думать. Прошу, не отнимай у меня маленькой радости угощать тебя. Кроме того, я собираюсь пригласить тебя завтра на ужин в свой дом. Мои родители будут рады с тобой познакомиться: мать побалует тебя домашними деликатесами, а отец расскажет много забавных историй из своей жизни на службе в королевской армии Непала. Уверен, что тебе у нас понравится.
В темнеющем вечернем небе пророкотал гулкий раскат грома.
Ох уж это восточное гостеприимство. Отказать, значит, непростительно обидеть. Но Синтия не собиралась отказывать. В обществе Шекхара у нее оставалось меньше времени на то, чтобы мучиться воспоминаниями о Махеше. Нет. Махеш всегда был с ней, в ее сердце, но в компании приятного коллеги она не испытывала того безысходного одиночества, которое тут же накатывало на нее, когда она возвращалась в свой номер.
— Вот и отлично! — весело сказала она и почувствовала, как на ее голову шлепнулись первые капли дождя.
— А сегодня можем прогуляться по твоему любимому Тхамелю, — добавил он.
— Но, похоже, через пару минут хлынет дождь. Ты предлагаешь гулять под дождем? — удивилась Синтия.
— А почему нет? Сезон дождей в Непале подходит к концу. Настоящие ливни уже прошли. Этот дождик поморосит минут пятнадцать. Зато улицы будут умытыми, а воздух свежим. Не стоит отказывать себе в прогулке перед сном, — убедительно сказал он.
— Что ж…
Дождик заметно припустил. Синтия раскрыла зонт и посмотрела на Шекхара. Он шел рядом и, казалось, не замечал, что его волосы и футболка быстро становятся мокрыми.
— Шекхар, как ты смотришь на то, чтобы тоже спрятаться под мой зонтик? — предложила она.
— Спасибо, — ответил он с улыбкой. — Но я предпочитаю намокнуть.
— Ты романтик, — рассмеялась она.
— Любой мужчина стал бы романтиком рядом с такой женщиной, как ты, — серьезно ответил он.
Синтия рассмеялась еще громче.
— Ты мне льстишь.
— Совсем нет. Разве ты не замечаешь, как на тебя заглядываются мужчины? — Он косо посмотрел на нее.
— Нет.
— Странно. Красивые женщины обычно знают, что нравятся мужчинам.
Синтия присмотрелась к мокнущему коллеге, который шлепал рядом с ней по лужам, успевшим образоваться на дороге.
— А я… красивая? — невольно сорвалось с ее губ.
— Очень, — ответил он со вздохом, продолжая смотреть вперед. — Ты что, не знала об этом? Тебе никто об этом не говорил?
Синтия закусила губу. Нет, она не помнит, чтобы мужчины говорили ей о том, что она красивая. Ей часто говорили, что она симпатичная и умная, но и это она воспринимала, как формальные комплименты.
Но нет. Махеш однажды в замке сказал ей, что красивую и умную женщину не так легко обольстить. И он имел в виду ее…
— Говорили… однажды, — уронила она, опуская глаза на мокрый асфальт.
— Наверняка это было чаще, просто ты не помнишь.
Синтия промолчала. Разве теперь это важно? Разве не все равно, сколько раз любимый мужчина говорил ей, что она красивая? Она была однажды красивой для него, она была желанной и любимой… Была.
А теперь ей нет дела до своей красоты. Теперь пусть хоть миллионы мужчин говорят ей об этом, ее сердце не дрогнет.
— И знаешь, Синтия, — снова заговорил он, — самым неожиданным для меня было то, что я хотел сказать тебе об этом, как только впервые увидел. А потом мне хотелось говорить тебе об этом каждую минуту. Ты такая красивая, что я иногда боюсь смотреть на тебя. Правда.
Синтия почувствовала на себе его взгляд и еще ниже опустила голову. Уж не собирается ли этот симпатичный непальский журналист окончательно вогнать ее в смущение своими откровенными признаниями? Зачем он это делает?
— Давай не будем больше об этом, Шекхар, — попросила она.
— Ты считаешь, что это глупо?
— Нет, но меня это смущает, — призналась Синтия.
Дождь усилился. Дорога превратилась в сплошную лужу, в которой танцевали дождевые капли и кипели пузыри.
— Извини, — проговорил он, не успев скрыть грусть в голосе.
Она подняла на него глаза и увидела, что он идет, потупив взгляд, что его слегка удлиненные волосы сбились в сосульки, что его рубашка насквозь промокла и прилипла к телу, а по лицу текут струи воды. Она решительно приблизилась к нему и укрыла его под своим зонтиком.
— Это ты меня извини, Шекхар. Я не хотела тебя обидеть. Просто… я не привыкла к таким комплиментам, — сказала она, несколько секунд помолчала и добавила повеселевшим голосом:
— А теперь, хоть ты и успел до нитки промокнуть, позволь мне все же спрятать тебя под своим зонтиком.
Он взялся за рукоятку зонтика рядом с ее рукой.
— Тогда позволь мне нести зонтик.
Синтия охотно освободилась от ноши, и они снова оживленно защебетали о работе, о Тхамеле и о сезоне дождей.
— Да-а-а, — многозначительно протянул Хари, откинувшись на спинку сиденья. — Не уверен, что смогу рассказать Махешу о том, что мы видели.
— Я тоже, — вздохнул Дипак. — Может, тогда утаим от него одну мелкую деталь? Скажем, что видели ее одну, без кавалера. А?
— Не знаю. — Хари покачал головой. — И соврать ему я не смогу. Может, ты попробуешь?
Дипак положил руки на руль.
— Да, конечно, я буду стоять и врать, а ты при этом будешь прятать глаза и краснеть, — раздражаясь, ответил он. — Махеш в одну секунду все вычислит.
Хари задумался. После затяжной паузы он снова мрачным голосом заговорил:
— Нет, Дипак, рассказывать Махешу о том, как этот смазливый мальчишка заглядывал мисс Спаркс в глаза и хлюпал носом, когда держал ее за руку, слишком жестоко.
— Тогда остается одно — не говорить ему об этом, — твердо сказал Дипак. — Мы с тобой столько раз притворялись и врали. Что нам стоит сделать это еще один раз?
