Книга Бизон и Радуга - Татьяна Богатырева

Ночь. Где-то в Лондоне

У него большие и сильные руки. Он подхватывает меня под бедра, словно я ничего не вешу, и сажает на барную стойку.

Что-то стеклянное рушится позади меня и с громким звоном разбивается. Но ему все равно, он улыбается – улыбка начинается в его невозможно синих глазах, разбегается лучиками по всему лицу, образует ямочки на шершавых от позавчерашней щетины щеках. Под его взглядом я чувствую себя голой. Он – опасный хищник, и он поймал меня. Я сама поймалась, но это совершенно неважно.

Важно – что его дыхание обжигает мою ладонь, и мне хочется дотронуться до его губ, хочется проверить – мягкая ли у него щетина, или будет колоться. Хочется снова почувствовать на себе его большие сильные руки. Услышать его голос, такой низкий и бархатный, что у меня мурашки по всему телу. Хочется…

Я не успеваю подумать, что именно мне хочется – потому что он не думает, он делает. Он притягивает меня к себе, так что я внутренней стороной бедер чувствую его каменный стояк, и накрывает мой рот поцелуем.

Жадным, жестким поцелуем хищника. Мое дыхание сбивается, мой пульс зашкаливает. Внутри все дрожит от предвкушения. Я вцепляюсь в его плечи – мощные, обтянутые черным, чуть влажным хлопком. Под моими ладонями играют плотные мышцы, в мой рот вторгается наглый язык, и его бедра толкаются в меня.

Ох, и это все – мне?.. У него не только руки большие, он весь – литая сила и мощь, словно бизон из американских прерий…

Не прерывая поцелуя, он тянет вверх мой лонгслив, добирается до голой кожи – сначала ладонями, потом губами. Жадными, горячими губами и нежным языком. Из моего горла рвется стон.

Громкий.

Я вздрагиваю от эха и открываю глаза…

Вокруг меня – пустой бар, полумрак, смутные тени в зеркалах и запах виски. Отличного, вкусного виски, пролившегося на пол. Это так странно – сидеть на барной стойке, запустив пальцы в светлые волосы огромного мужчины, бесстыдно подставлять грудь его губам и слушать его хриплое дыхание вместе с бухающей где-то далеко музыкой. Что-то старое, из тяжелого металла, я не знаю названия… Мне плевать на название. Мне плевать на все, кроме рук этого мужчины, пытающегося сладить с застежкой моего лифчика.

– Дай я сама, – говорю я, и мой голос разлетается по пустому бару, отражается от стен.

А он… он поднимает голову и смотрит на мои губы. Так смотрит, что я загораюсь еще ярче, и обволакивающая меня нереальная истома становится еще жарче, еще нереальнее. Мои губы жжет его взгляд, и я невольно облизываюсь.

С тихим стоном, похожим на рычание, он снова впивается в мой рот, и я снова отталкиваю его, мне смешно и щекотно, это такая горячая щекотка прямо между ног, там, где мужское бедро касается моего.

– Я сама, – упрямо повторяю я, изворачиваюсь и расстегиваю лифчик.

А он… он смеется. Тихо. Немыслимо сексуально. У него такой голос… боже, какой у него голос! Почти как его руки. Почти как его губы. Почти как… не могу ни о чем думать, когда он втягивает в рот мой сосок, поддерживая одной ладонью под спину, а другой лаская мое бедро. Это так сладко! Так… мало!

– Сладкая, – повторяет он мои мысли и перемещается губами к моей шее.

Я вздрагиваю – не хочу засосов. И он понимает… наверное… он вылизывает мою шею, словно кот сметану, и я чувствую биение его пульса. И тяну вверх его дурацкую черную майку с черепами. Терпеть не могу этот стиль! Терпеть не могу наглые хари на байках! А их ужасные бороды и пиво!..

Он смеется.

– Я сам, – и одним плавным движением освобождается от майки.

Черная ткань улетает куда-то, но я не смотрю на нее – я смотрю на него. На широкую грудь с плоскими розовыми сосками, на рельефные мышцы живота, на сбегающую под ремень дорожку золотистых волос. А этот… этот бизон… еще и потягивается!

– Нравится? – хрипло и тягуче спрашивает он, опуская руку на пряжку ремня.

– Ты слишком одет, – отвечаю я, сама офигевая от собственной дерзости.

И тут же отвожу глаза, потому что он быстро расстегивает ремень, вжикает молнией… и большая рука берет меня за подбородок, моих губ касается пахнущее хорошим виски и мятой дыхание.

– Смотри на меня, – велит он, заглядывая мне в глаза.

Его глаза – почти черные, зрачки расширены. Или так кажется, потому что полумрак. Он безумно, невероятно красив. Весь. И я послушно опускаю взгляд на широкую резинку его трусов, показавшуюся в расстегнутых джинсах. И не отвожу глаз, когда он стягивает с себя все сразу, отпуская на волю крупный, гладкий член.

Только дыхание перехватывает. Всего на мгновение. А в следующее – я торопливо расстегиваю собственные джинсы, потому что не могу больше ждать. Я хочу его, сейчас, немедленно! Это дико и странно, сходить с ума от животного возбуждения, но мне нравится.

Да, нравится.

Как он помогает мне стянуть джинсы, как грязно ругается, почему-то на смеси английского и русского, как шлепает меня голой задницей на стойку – с ужасно неприличным звуком.

Мне нравится, как он, снова выругавшись, наклоняется за своими штанами и нашаривает там что-то… да, точно – презерватив. Рвет его зубами, подрагивающими пальцами раскатывает по члену. А потом поднимает на меня свой невозможно синий взгляд голодного хищника…

И мне кажется, что я кончу только от того, как он смотрит на меня. Или от первого его прикосновения.

Жадного. Резкого. Глубокого. Именно такого, как надо.

Я держусь за его шею, обнимаю его ногами за пояс, откидываю голову – и позволяю ему трахать себя. Так, как он хочет. Так, как я хочу. Я позволяю себе кричать и тянуть его за волосы, я позволяю себе плакать от непереносимо-яркого наслаждения, накатывающего с каждым толчком. Я позволяю ему перевернуть себя и уложить на стойку животом…

Мне ужасно неудобно без опоры, но он держит меня, насаживает на себя до упора, и я вижу в зеркальной стене, между бутылками, наше отражение.

Смазанное.

Непристойное.

В этом отражении я – прекрасна, как ведьма на шабаше. И мой дикий бизон тоже видит это. Он снова шепчет:

– Сладкая, – и гладит меня по спине, так что я выгибаюсь под его рукой, скольжу голой грудью по барной стойке и резко, со стоном, выдыхаю, когда он снова вбивается в меня.

Я теряю ощущение времени и реальности. Забываю, что я – хорошая девочка, а хорошие девочки не хватают мужчину за член и не стонут:

– Еще, сукин сын, еще!

Наверное, потому что с хорошей девочкой Лизой никогда ничего подобного не происходило. Не могло произойти. Но сегодня мне плевать, сегодня – шабаш. Здесь, в богом забытом пустом баре, в чужом городе, в чужой стране.