Люди сновали мимо меня, когда я спешила по запруженной людьми улице.
— Готовы подпрыгнуть? — спросила меня улыбающаяся пара негров.
Я покачала головой, не совсем понимая, что они имеют в виду.
— Подпрыгивайте, люди! Подпрыгивайте! — кричал мужчина, подтверждая свои слова замысловатыми движениями ног.
Я усмехнулась ему.
— Вы это так называете? — спросила я.
— Смотри, а вот и Джу-Вей! — закричал он, вращая глазами. — Джу-Вей! Джу-Вей! Джу-Вей! — радостно скандировал он в такт ближайшему стил-бэнду.
Это была захватывающая сцена. Все вокруг меня пустились в пляс, но я была слишком застенчива, чтобы присоединиться к остальным. Однако я с удовольствием наблюдала за всеми, и так как это никого не смущало, то я до конца насладилась этим зрелищем.
В конце улицы я наткнулась на Губерта. Он вцепился в мою руку, чтобы толпа нас тут же не разъединила, и мы засмеялись.
— Что означает «Джу-Вей»? — спросила я его.
— Так по-тринидадски звучат французские слова «день открытия», первый день карнавала, — тут же ответил он.
— О! — воскликнула я. — Так вот почему они все подпрыгивают!
— Так принято, — объяснил он. — Кажется, у них неплохо получается, ведь правда?
Он весело скакал рядом со мной, делая несколько танцевальных движений в такт одной группе, затем подтанцовывая с другой группой.
— Давай пойдем сегодня в палатку!
Я взглянула на него, озадаченная:
— В палатку?
Он объяснил, что палатка — это одна из гигантских репетиций новых песен-калипсо, написанных и исполняемых различными оркестрами, из которых будет выбрана самая лучшая песня года, и ее будут торжественно распевать во время дорожного марша огромной процессии карнавала.
— Ты хочешь пойти? — повторил он.
Я кивнула, хотя все еще сомневалась:
— Да… Да, думаю, что да.
Он поймал такси, после чего обнаружил, что у него нет наличных денег, чтобы расплатиться.
— Ты сможешь заплатить? — спросил он.
— В общем, могу, — вздохнула я. Но меня встревожил этот инцидент, напомнив, что мне жилось бы намного легче без разорительных привычек моего семейства.
Такси мчалось по запруженной улице. Мы проехали мечеть Хама-Масхида и въехали на Восточный рынок, который все еще был открыт. Перцы, зеленые и красные, тыквы всех форм, маниока, молочно-белые дашины, совершенно гигантских размеров, пурпурные баклажаны, манго, бананы и много чего еще — все это было навалено грудами на многочисленных прилавках. Продавцы были облачены в одежды ослепительных цветов и соревновались в распевании монотонных мелодий, которые приехали сюда прямо из Африки, не претерпев никаких изменений.
Здесь уже собралась огромная толпа в ожидании новых песен-калипсо. Некоторые уже надели части своих карнавальных костюмов, чтобы посмотреть, какое это произведет впечатление. Это была добродушная толпа представителей всех рас. Они болтали и смеялись и напевали куплеты разных калипсо. Губерт отыскал группу своих друзей и теперь, присоединившись к ним, попивал лимонад. Я подумала, что он забыл о том, что привел меня сюда, так как он никому меня не представил, и я раздумывала, что же мне делать. Затем один из стил-бэндов заиграл вдохновенней и напористей, толпа подалась вперед, сжимая меня все сильнее и сильнее, атмосфера становилась все удушливее, и я почти не слышала песни, так вокруг меня все громко комментировали происходящее и подпевали выступающим.
Калипсо была встречена громом аплодисментов. Мне понравился приятный ритм музыки и удачное сочетание многих слов; но здесь собралась изощренная публика, которая не глядя могла определить, у какого ансамбля лучшие «пинг-понги», «тихие кастрюли», «вторые кастрюли», «теноровые киттлы» и «мелодичные бумы». Если оркестр на минуту сбивался с ритма, то тут же находился доброжелатель, который указывал на это, выдавая с юмором собственную версию вдохновившей его калипсо.
— Что означает слово «калипсо»? — спросила я Губерта, когда он наконец вернулся ко мне.
Он пожал плечами:
— Оно не означает ничего особенного. Это искаженное африканское слово «каи-со», означающее «браво», так по крайней мере утверждают некоторые знатоки. А разве обязательно, чтобы оно что-нибудь значило?
Конечно нет, но я подумала, что «браво» — очень подходящее слово для калипсо. Ведь их сочиняют для аплодисментов — никто не любит хлопанье в ладоши так же сильно, как обитатели Вест-Индии. Их сочиняли, чтобы показать свой ум, свое умение, пользуясь при этом простейшими инструментами; для того чтобы слушатели могли продемонстрировать свое убийственное остроумие, обмениваясь простодушными, непристойными и всегда смешными замечаниями по поводу той или иной калипсо.
Не успела закончиться одна калипсо, как тут же началась другая. Казалось, не было конца изобретательности музыкантов и певцов. Затем вступили танцоры лимбо. Гибкие молодые парни, почти обнаженные, медленно наклонялись назад и, извиваясь под музыку, пролезали под веревкой, натянутой между двумя колышками. Все ниже и ниже опускалась веревка, и, соответственно, все ниже опускались выгнутые спины танцоров, пока один за другим они не выбывали из соревнования.
— Да! — подбадривали они друг друга. — Да! Да!
Я вдруг поняла, что кричу так же громко, как и все остальные. Теперь я уже почти не могла отличить одну калипсо от другой. Шум стоял невыносимый и никем не сдерживаемый. Смех становился все громче и безудержнее. Сзади на меня напирали люди, чтобы поближе увидеть происходящее, и наконец меня вытолкнули на открытое место, где я с радостью глотнула свежего воздуха, готовясь к следующим испытаниям.
И в этот момент я увидела Даниэля, стоящего совсем рядом. Засунув руки в карманы и откинув назад голову, он хохотал над какой-то шуткой. Он увидел меня почти одновременно и тут же подошел ко мне.
— Готовишься к карнавалу вместе со всеми нами? — спросил он.
Мне его тон показался одновременно и надменным, и презрительным, и я нетерпеливо нахмурилась.
— Что ты здесь делаешь? — потребовала я ответа. — Почему ты не на своей рафинадной фабрике?
Он лениво улыбнулся.
— Разве это тебя касается? — мягко спросил он. — Что, если я скажу, что не смог оставаться так далеко?
— От чего? — выпалила я, не успев сдержаться.
Его плечи затряслись от беззвучного смеха.
— Не от чего, а от кого, — поправил он меня, отсмеявшись.
— От кого? — машинально повторила я.
— Да, от кого-то! — согласился он. Он наклонил голову и легко поцеловал меня в щеку. — Видишь ли, — сказал он, — я не смог остаться там!
Глава 9
Он поцеловал меня второй раз, и оба раза при неблагоприятных для меня обстоятельствах. Мне пришлось срочно вызвать перед собой образ Памелы, чтобы не позволить себе унестись вслед за музыкой калипсо, усугубленной жарой, людской давкой и своими собственными ощущениями.
