Она сделала глубокий вдох и заставила себя посмотреть на все это с положительной стороны. Если бы все эти вещи с ней не произошли, она не оказалась бы в Лондоне, работая подручной у великого кулинара Андре, который был другом ее отца. Не будь Андре, она не обслуживала бы ужин на балу, где встретилась с Пруденс, которая работала там белошвейкой и приводила в порядок бальные туалеты дам, если что-нибудь случалось. Не будь Пру, она не переехала бы в пансион на Литл-Рассел-стрит, не стала бы снимать вместе с ней одну квартиру на двоих и не обзавелась бы новыми друзьями. И что важнее всего, она никогда бы не смогла воплотить в жизнь свою заветную мечту, которая появилась у нее еще в трехлетнем возрасте, когда она сделала свой первый кулич из песка.
Дождь прекратился, и выглянуло солнце. С улучшением погоды исчезла и ее хандра. Она выпрямилась, оттолкнувшись от парапета, выбросила из головы мысли о прошлом и направилась к остановке подземки «Темпл», чтобы ехать домой. Только на полпути к Мейфэр она вспомнила, что так и не обсудила с Филиппом подробности майского бала.
Глава 8 Бог посылает мясо, а дьявол посылает поваров.
Джон Тейлор
«Ничто не изменилось», - думал Филипп, наблюдая из окна конторы, как она идет вдоль набережной. Неудовлетворенное желание, которое он почувствовал в тот вечер на балконе, вернулось с новой силой, захлестнув его жаркой волной. Он ощущал его почти как физическую боль, и ему, как и две недели назад, пришлось призвать на помощь всю свою силу воли, чтобы не последовать за ней.
Хотя он всегда пытался сделать вид, будто дело обстоит по-другому, он был ничуть не меньше брата восприимчив к ее чарам. Оба они были готовы следовать за ней по пятам, помани она их хоть пальчиком. Тот факт, что он до сих пор сохранил такую предрасположенность, вызывал раздражение.
Она остановилась и стала смотреть куда-то за реку, а он попытался вспомнить, когда у него возникла эта глупая потребность быть рядом с ней, но так и не смог вспомнить. Возможно, эта потребность появилась у него в тот момент, когда он впервые увидел эти огромные светло-карие глаза, уставившиеся на него из ветвей плакучей ивы, или, может быть, когда она ударила по крикетному мячу и промазала, к удовольствию остальных ребятишек на деревенской лужайке. Конечно, в те дни все было просто и невинно. Это было всего лишь желание находиться рядом с девочкой, у которой красивая улыбка, с которой весело, которая прилично играла в шахматы и умела заставить его смеяться.
В то лето, когда ему исполнилось семнадцать, все стало гораздо менее невинным. Год назад умер его отец, и он после окончания Итона приехал, чтобы провести каникулы в Кейн-Холле и обследовать поместья, прежде чем отправиться в Оксфорд. По прибытии он узнал, что Мария тоже приехала домой. Но это была совсем другая Мария, сильно отличавшаяся от той, которая уехала во Францию четыре года тому назад. За время ее отсутствия с ней произошло волшебное преобразование, и неуклюжая, тоненькая, как былинка, девочка, которую он знал, исчезла, превратившись в сказочное существо с атласной кожей, мягкими алыми губками и парочкой идеальной формы грудок.
Именно тогда он начал мечтать о ней, мечтать о том, чтобы поцеловать ее, прикоснуться к ней. В то лето он частенько просыпался ночью, сгорая не только от желания, но и от стыда, потому что даже в семнадцать лет он знал правило: джентльмен не трахает дочерей слуг.
Когда Лоренс, тоже приехавший домой из школы, признался, что его тоже посещают такие же мысли о ней, Филипп нокаутировал младшего брата ударом в челюсть, что потрясло их обоих. Эту тему они больше никогда не обсуждали.
«Ты стал другим после смерти твоего отца».
Она, конечно, ошибалась. То, что он изменился по отношению к ней, было правдой, но она неправильно поняла причину этого. Не смерть его отца и не тот факт, что Филипп год назад получил титул маркиза, были причиной того, что он стал сторониться ее в то лето, когда она возвратилась домой, и начал обращаться с ней, как со служанкой, а не как с другом. Причина этого заключалась в том, что быть с ней друзьями стало недостаточно, а стать чем-то большим было бы невозможно.
Филипп считал само собой разумеющимся, что Лоренс все это тоже понимает, однако осознал, что был абсолютно не прав, когда через два года приехал однажды домой после инспекционной поездки по поместьям.
Лоренс в то лето, окончив Итон, вернулся домой на каникулы, и Филипп вскоре обнаружил, что его брат сильнее, чем прежде, увлечен Марией. Он увидел, как эта парочка флиртовала друг с другом возле беседки в розарии. Они шептались и обменивались слишком интимными взглядами, что было абсолютно несовместимо с разницей в их социальных статусах. Сам Филипп отчаянно старался держаться от нее подальше и, с головой погрузившись в дела, связанные с поместьями, не хотел верить в то, что происходящее - это не просто легкий флирт. Когда же он узнал через одного болтливого слугу, что они затевают свадьбу «с побегом», он был вынужден признать, что на многое закрывал глаза, принимая желаемое за действительное. А будучи маркизом Кейном, он понимал, что от него требует его долг.
На набережной внизу Мария шевельнулась, и он сразу же вернулся из прошлого в настоящее. Она отвернулась от реки и, прислонившись спиной к парапету, взглянула вверх. Он испугался, что она может увидеть, как он наблюдает за ней из окна. Но нет, она смотрела на Сомерсет-Хаус, и у него отлегло от сердца. Он снова мысленно вернулся к событиям прошлого.
Странно, подумал он, закрывая глаза, что все происходившее в тот день в Кейн-Холле помнится ему словно в тумане, кроме нескольких моментов наедине с ней в его кабинете. Он почти не помнил разговора с Лоренсом, хотя в мельчайших подробностях помнит разговор с ней. Помнит, как она стояла в кабинете, и ее волосы так ярко блестели под лучами летнего солнца, падающими из окна, что он поморгал глазами. Помнил слезы, покатившиеся по ее лицу, когда он сказал о решении Лоренса расстаться с ней. Помнил свой голос, намеренно холодный и безразличный, чтобы скрыть бушевавшую в нем ярость, когда он заставлял ее дать то фатальное обещание. Помнит ее дрожащую руку, которой она взяла банковский чек из его протянутой руки.
Неимоверным усилием воли он прогнал из головы картины прошлого и, открыв глаза, обнаружил, что она все еще стоит на набережной. Его рука потянулась к ней, как будто для того, чтобы прикоснуться к ее лицу, но пальцы наткнулись на холодное оконное стекло. Черт возьми, почему она стоит там под дождем без плаща и зонта? Неужели у нее нет ни капли здравого смысла? Ему хотелось спуститься вниз и втащить ее в дом, где тепло и сухо, но он не мог этого сделать. И не сделает. Куда она идет и что она делает, его не касается.
Приложив ладони к оконному стеклу, он закрыл глаза, представив себе, что он прикасается к ее теплой, шелковистой коже, и на несколько коротких мгновений позволив фантазии овладеть собой.
На сей раз, когда он открыл глаза, она уже ушла. Он отвернулся от окна, напомнив себе, что эта фантазия никогда не станет реальностью.
