— Уходи. Я не хочу тебя видеть.
Жасмин помолчала. Встала с корточек. Посмотрела на вертолет.
— Знаешь, красавчик… Я ведь еще в клубе понимала — не стоит мне с тобой связываться. С такими, как ты, всегда только неприятности. И все-таки я подсела к тебе. И домой я к тебе приходила только потому, что сама этого хотела.
Она докурила сигарету и отбросила ее от себя. Огонек яркой точкой мелькнул в темноте.
— Такие мужчины, как ты, сейчас редкость… За всю жизнь я встречала только двоих… Знаешь, милый, я еще вчера сказала Дэну, что участвую во всем этом, только если он оставит тебя живым. Это было мое условие. Иначе — я пас.
— Мне нужно тебя поблагодарить?
— Почему нет?
— За то, что вы с Дэном подставили меня? И я буду отвечать за то, что здесь случилось? Твой Дэн уверен, что мне предстоит долго сидеть в тюрьме…
— Зато ты будешь жить.
— Для тебя это важно?
— Конечно.
И тогда я решился:
— Если ты все это всерьез, то оставайся. Не улетай. Останься со мной. Пусть они летят одни.
— Я буду всю жизнь помнить тебя, Стогов. Пока!
— Поверь, я вижу дальше, чем ты. Вы еще не знаете этого, но вы уже проиграли!
Жасмин захохотала, запрокинув голову и блеснув в темноте хорошими зубами.
— Ты псих! Пока, милый.
Она чмокнула меня в щеку и побежала по направлению к металлической стрекозе. Она была уверена, что впереди ее ждет долгая, счастливая и обеспеченная жизнь.
Вот и все, подумал я.
Но это было не совсем все.
Я знал, что должно произойти. Но все равно зажмурился, когда разом вспыхнули шесть прожекторов и вертолет оказался в пересечении их лучей.
Из громкоговорителя рявкнул металлический голос:
— Пилот вертолета! Заглушить мотор! Сейчас же заглушить мотор! С земли не подниматься! Повторяю…
Вместо ответа из вертолета раздалась автоматная очередь, и сразу два прожектора, звякнув стеклами, погасли.
Бешено вращая лопастями, вертолет напрягся и оторвался от земли. Рядом со мной на корточках уже сидел майор Борисов.
— Я думал, вы вообще не появитесь.
Майор был одет в камуфляжную форму без погон. На груди у него висел прибор ночного видения. Форма шла ему больше, чем серые костюмчики.
— Извини, что досталось твоей ноге. Здорово болит?
— Что вы будете делать с ними?
— Пока камень у них, мы ничего не можем сделать. Пусть летят.
Кровь из ноги хлестала, как вода из-под крана. Я пытался зажать ее рукой, но получалось плохо.
— У них нет камня. Камень там, внутри, в кармане куртки у Димы… Здоровый такой парень… бритый… Лежит у колонны… Этот китайский кретин перепутал коробки.
— Точно? Это точно?
Я кивнул.
— Федосеев! Ко мне!
Из-за угла вылетел громадный Федосеев в камуфляже и с гранатометом в руках.
— Давай! По нулевому варианту! Камня у них нет.
Десантник вскинул гранатомет на плечо. Я забыл про простреленную ногу и поднялся на локте. Вертолет успел подняться в воздух и разворачивался над Малой Невкой.
Прожектора еще доставали его, но вертолет набирал скорость и через секунду должен был вырваться за пределы видимости.
— Вы что?! Вы по ним?!.
Федосеев сосредоточенно вел стволом гранатомета вслед вертолету.
— Охренели? Там же люди!
Пффф-у-у-ух. От ствола гранатомета отделилась огненная струя. Медленно вычерчивая траекторию в темноте, снаряд рванулся за металлической стрекозой.
— Нет!!!
Вертолет успел отлететь на приличное расстояние. Взрывной волной нас почти не задело. Вспыхнул он сразу, весь целиком. Посреди неба расцвел прекрасный огненный цветок.
Несколько секунд вертолет еще продолжал по инерции лететь вперед, весь в сполохах рыжего пламени, а потом начал разваливаться в воздухе и обрушиваться в реку. Внутри черного корпуса что-то продолжало взрываться, и сквозь грохот взрывов был слышен человеческий вопль: долгий, жуткий, замерший на одной ноте…
Последними, выбив сноп искр из каменных плит набережной, в воду обрушились громадные горящие лопасти. Жадно загребая воду, они долго не могли погрузиться и взбивали на поверхности воды тысячи маленьких водоворотиков…
Ослепленный, оглушенный, почти потерявший сознание от потери крови я орал:
— Не-е-ет! Не-е-ет! Там же она!
Майор тряс меня за плечи и все повторял… кричал мне прямо в лицо: «Успокойся! Хватит! Слышишь?! Хватит! Все уже кончилось! Совсем все!»
20
— Слышь, мэн! По-русски понимаешь, нет? Сколько с меня?
По-русски хозяин общаться не желал. Вместо этого он на пальцах показал сколько. Я положил деньги на стол, сказал, что сдачи не надо, и вышел из кафе. Достал сигареты, закурил, заковылял вниз по мощенной брусчаткой улице.
В Праге я был уже три недели. За это время даже успел освоиться в этом городе. Если сейчас пойти прямо, через мост, то минут через десять доковыляю до Старого города. А если повернуть налево, то выйду к району… как он, черт возьми, называется?.. в котором куча кафешек и дорогого разливного пива.
В Прагу я приехал двадцать пятого ноября. Это был первый день подготовки к Рождеству. Мой «скорый купейный» прибыл на Центральный вокзал, я вышел в зал ожидания, увидел громадную, до самого потолка, елку и понял: что было, то прошло. Теперь все будет иначе.
Нога моя иногда еще побаливала. Распорядок дня я завел себе простенький. Вставал в восемь утра, алкоголь почти не пил, но все равно часами сидел в кафешках. Любовался на то, как город готовится к Рождеству. В десять вечера ложился спать.
Жизнь удалась…
Я вышел на набережную, послушал шарманщика с кошкой на поводке, выпил кружку пива, постоял перед витриной недорогого ювелирного магазина.
Напротив здоровенного универмага, в названии которого шло пять согласных подряд, меня перехватил молодой парень в напяленной поверх куртки футболке, на которой читалось: «Друг животных».
— Мы планируем построить новый приют для бездомных собак. Не пожертвуете денег?
Улыбался парень так, словно у него свело мышцы лица. В руках он держал коробку для пожертвований с прорезью сверху.
Накануне Рождества пражане сошли с ума. Сборщики пожертвований (на что угодно — от организации фонда помощи эскимосам и папуасам до инициативной группы по содействию первому полету на Марс) стояли на каждом углу.
Я опустил в коробку крупную купюру.
