Кайна, воин. Почему мы с ней связаны? Я вижу Венору, художницу, в Мэлори и Нинайн, любительницу книг — в Дане. Но почему я воин?
Я парикмахер. Парикмахер и косметолог, специалист по уходу за кожей и волосами — так эффектнее. Мне нравится моя профессия. Я хорошо делаю свою работу, но это не имеет никакого отношения к битвам.
У Мэлори красота, у Даны знания. У меня отвага. Какая отвага?
Отвага строить свою жизнь по собственному разумению? Вряд ли этого достаточно.
Зоя, задумавшись, постучала карандашом по странице и решила сделать закладку, завернув уголок. Потом она стала листать блокнот дальше, пока не дошла до чистой страницы.
А может, и достаточно? Ведь Мэлори должна была выбрать реальный мир, пожертвовав изысканной красотой иллюзии, а Дане пришлось научиться видеть правду и примириться с ней. Это были важные этапы их поиска.
А что у меня?
Теперь она писала быстро, стараясь увидеть закономерность, сформулировать ее. Зоя перебирала разные идеи и варианты, пока карандаш не затупился. Она отбросила его и взяла другой.
Когда затупился и этот, Зоя решила поточить карандаши.
Потом она заложила по карандашу за каждое ухо и вернулась к плите, чтобы помешать соус и продолжить размышления.
Может быть, она на правильном пути, а может, и нет, но конца пути точно не видно. Тем не менее на месте она не стоит, и это важно.
Зоя поднесла к губам ложку, чтобы попробовать соус, затем посмотрела на свое туманное отражение в вытяжном шкафу над плитой.
Длинные волосы, разметавшиеся по плечам, охвачены золотым обручем с темным камнем в форме ромба в центре. Глаза скорее золотистые, чем карие. Взгляд прямой, смелый.
Зоя видела зеленое платье — цвета листьев на деревьях — и темную полоску кожаного ремня на плече. Серебристое мерцание рукоятки меча у бедра.
На траве и цветах в лучах восходящего солнца сверкали капли утренней росы. Между деревьями вились тропинки.
В то же время Зоя чувствовала, что держит в руке гладкую деревянную ложку, ощущала острый запах, поднимающийся от кастрюльки с кипящим соусом.
Нет, это не галлюцинация. Не видение.
— Что ты пытаешься мне сказать? Что я должна понять?
Изображение отодвинулось, и Зоя увидела всю фигуру Кайны — они замерли, глядя друг на друга. Затем принцесса повернулась и пошла по извилистой тропинке через лес, положив ладонь на рукоятку меча.
— Не понимаю, что все это значит… Проклятье! — Расстроившаяся Зоя ударила кулаком по вытяжке. — Что это значит, черт возьми?
Резким движением она выключила горелку. Когда речь заходит о богах, у нее кончается терпение.
Брэд подъехал к дому Зои чуть раньше, чем рассчитывал. Он подумал, что мужчина, подталкиваемый любовью, желанием или судьбой — как это ни назови, — обычно торопится увидеть женщину, по которой сходит с ума.
Его не удивило, что Зоя вышла из дома, едва он успел остановить машину. Брэд уже достаточно хорошо изучил ее и знал, как Зоя обязательна.
За спиной у нее был рюкзак, на плече огромная сумка, а в руках большая кастрюля.
— Давай помогу! — Он выскочил из машины.
— Мне не нужна помощь.
— Нет, нужна, если только в сумке у тебя не спрятаны лишние руки. — Брэд взял кастрюлю, слегка удивившись, что Зоя попыталась отобрать ее назад.
— Знаешь, для разнообразия не помешает, если ты будешь слушать, что я говорю. — Зоя рывком открыла заднюю дверцу большого сверкающего внедорожника и положила на сиденье рюкзак. — А еще лучше, если бы ты сначала спросил, прежде чем командовать или выступать с инициативами.
— Я просто хотел тебе помочь.
Зоя выхватила кастрюлю и, немного подумав, поставила на пол — под рюкзаком.
— Я не просила заезжать за мной. Не хочу, чтобы меня всюду возили. У меня есть своя машина.
Любовь, желание, судьба — все это можно расположить на заднем сиденье и под ним, когда место за рулем занимает раздражение.
— Мне все равно по пути. Не вижу смысла ехать на двух машинах. А где Саймон?
— Он пообедает и переночует у приятеля. Или мне нужно было сначала посоветоваться с тобой? — Зоя обогнула машину и в ярости стиснула кулаки, когда Брэд опередил ее, открыв дверцу. — Я выгляжу беспомощной? Черт побери, я похожа на женщину, неспособную открыть дверь шикарной машины?
— Нет, — Брэд захлопнул дверцу. — Открывай и садись. — Он пошел к дверце со стороны водителя.
Подождав, пока Зоя перебросит через плечо ремень безопасности, он защелкнул пряжку.
— Может быть, скажешь, какая муха тебя укусила?
Тон у Уэйна-четвертого был подчеркнуто вежливым, что не предвещало ничего хорошего. Брэд подумал, что именно так обычно разговаривал его отец перед тем, как разорвать собеседника на мелкие кусочки.
— Это мое личное дело — как и мое настроение. Я не в духе. Со мной это бывает. Если ты считаешь меня милой и покладистой, то ошибаешься. Ну? Мы куда-нибудь едем или так и будем стоять тут?
Брэд завел мотор и включил заднюю скорость.
— Если у тебя сложилось впечатление, что я считаю тебя милой и покладистой, то ошибаешься ты, а не я. Ты колючая, упрямая и раздражительная.
— Ты пришел к такому выводу потому, что я не люблю, когда мне указывают, что, когда и как я должна делать. Я не глупее и не беспомощнее тебя. Скорее наоборот, потому что не привыкла, чтобы любые мои капризы и желания всегда исполнялись.
— Эй! Погоди!
— Мне приходилось сражаться за все, что у меня есть. Чтобы получить это, — выпалила Зоя, — и сохранить. Я не желаю, чтобы кто-то приехал на белом коне, лимузине или «Мерседесе» и спас меня.
— И кто же это собирается тебя спасать?
— И я не желаю, чтобы какой-нибудь красавчик — прекрасный принц — все время ошивался поблизости, пытаясь меня возбудить. Если я захочу с тобой переспать, я это сделаю.
— Уж поверь мне, дорогая, что в данный момент я не думаю о сексе.
Задохнувшись от негодования на такое спокойствие, Зоя скрипнула зубами.
— И не называй меня «дорогая»! Мне это не нравится. И особенно мне не нравится твой отвратительный, высокомерный тон.
— «Дорогая» — самое вежливое обращение, которое я смог сейчас вспомнить.
— Я не нуждаюсь в твоей вежливости! Мне не нравится, когда ты вежливый.
— Неужели? Тогда тебе, полагаю, понравится вот это.
Брэд резко свернул на обочину, не обращая внимания на сигналы автомобилей, ехавших за ним. Одной рукой он отстегнул ее ремень безопасности, а другой схватил Зою за плечо. Брэд дернул ее на себя, а затем припал к губам поцелуем, в котором не было ни капли нежности — только бешенство.
