К этому моменту я уже снял винтовку с плеча и поставил прямо перед собой, уперев прикладом в землю, а голову немного опустил — со стороны казалось: устал часовой, оперся на свою «трехлинейку» и дремлет, бедолага…
Неожиданно резко присев, быстрым боксерским приемом я «ушел» всем корпусом чуть вправо с разворотом назад — одновременно, круговым движением винтовки нанес молниеносный штыковой удар по ходу вращения корпуса — назад и влево. Безусловно, нападавший не ожидал подобной прыти, да еще от какого-то полусонного солдата-тыловика. В результате удар достиг цели: сначала я ощутил, как штык входит в чужую плоть, потом, под тяжестью навалившегося на меня по инерции тела, я рухнул на траву. Но почти сразу вскочил на ноги, отбросив в сторону теперь уже мертвого врага — штык пронзил его грудь и вышел со спины, несчастный при этом не успел издать ни звука. Я даже не пытался высвободить винтовку, не было времени: передо мной, словно из-под земли, выросла фигура еще одного диверсанта. Это не было для меня неожиданностью, потому как знал их тактику: один нападает, другой страхует. Теперь этот «страхующий» бросился на меня с ножом, весьма умело применив коварный выпад вперед — как это делают фехтовальщики. «Значит, желаете по-тихому, без стрельбы, — промелькнула мысль. — Годится, нам это тоже подходит!» Того, что пронзил штыком, я и разглядеть толком не успел. Зато хорошо рассмотрел второго, увернувшись от его опасного броска и оказавшись с ним лицом к лицу, на расстоянии не более метра. В лунном свете были отчетливо видны по три маленьких звездочки на погонах его шинели — «старший лейтенант», мать твою! Роста он был чуть выше среднего, худощав, лицо, как у нас говорят, без особых примет. Только нос с небольшой горбинкой, а в остальном — даже «зацепиться» взглядом не за что. Таких тысячи. Словесный портрет подобных типов в розыске помогает мало — по опыту знаю. Но я-то «сфотографировал» его «железно» — запомнил на всю оставшуюся жизнь. Выхватив штык-нож из-за голенища, теперь уже я сделал выпад — сначала ложный, потом чуть не зацепил его предплечье, даже шинель слегка распорол. И тут раздались выстрелы — сначала несколько одиночных, откуда-то со стороны караульного помещения, потом от ангара, где засели «наши» — очередями из автоматов и пулеметов. Дальше не было смысла «играть в индейцев»: драться на ножах, сохраняя тишину. Мы это поняли одновременно.
Противник мой, попятившись назад и не выпуская финку из правой руки, почти мгновенно выхватил пистолет левой — из кармана шинели, как и я. Эта последняя деталь мне особенно отчетливо запомнилась перед тем, как мы практически в одно мгновение нажали на спусковые крючки. Выстрелы наверняка прозвучали слитно — как из одного оружия. Только этого я — уже не услышал: одновременно с неимоверно сильным ударом в грудь у меня в голове словно граната взорвалась — ярчайшей вспышкой! Затем опустился мрак…
Подполковник Горобец.
Он с задумчивым видом стоял у самой кромки воды, а вернее, жидкой болотной грязи: дальше начиналась непроходимая топь, через которую не мог пройти ни зверь, ни человек. Так, по крайней мере, объясняла стоящая рядом невысокая миловидная женщина средних лет в стареньком ватном пальтишке, кирзовых сапогах и темном полушерстяном платке:
— Нету тут хода — дальше идут места совсем гиблые, непролазные. Если кто сюда сунется, почитай, пропал человек! Еще до войны, помню, коровы колхозные по недосмотру пастуха забрели в эти места, так…
— Вера Николаевна, — перебил ее подполковник, — а все-таки, если он туда сунулся? Там, дальше, есть какие-нибудь островки твердой почвы или что-нибудь в этом роде — где бы можно было отсидеться некоторое время?
— Да что вы, какое отсидеться! — всплеснула руками женщина. — Бог с вами! Там на десятки километров сплошная трясина!
«Она наверняка знает, что говорит, — подумал Горобец, — все-таки из местных. Скорее всего, так оно и есть…»
Вера Николаевна была председателем здешнего колхоза, родилась и выросла в этих местах — вот и пригласили ее контрразведчики в качестве проводника. Тем более деревня, где она проживала, находилась неподалеку. Кстати, по карте, которую подполковник держал с руках, выходило то же самое — на добрую сотню километров вокруг сплошные непроходимые топи.
Уже полностью рассвело, и Горобец глянул на наручные часы: десять утра. Он страшно устал, болела голова: сказывалась бессонная ночь — к тому же никак не отпускала тупая ноющая боль в левой стороне груди, даже валидол не помогал. «Не мальчик уже по лесам да болотам бегать, как-никак шестой десяток разменял…» — лезли в голову невеселые мысли.
— Товарищ подполковник! Юрий Иванович! — услышал он голос Миронова откуда-то слева, из-за густых невысоких молодых елей. — Подойдите сюда! Тут у нас богатый «улов» обнаружился!
Вместе с колхозной председательшей и двумя сопровождающими его солдатами-автоматчиками Горобец обогнул еловые заросли и метрах в двадцати, на небольшой лужайке увидел группу военных: пять или шесть человек, среди них Миронов, стояли полукругом и что-то внимательно разглядывали. Неподалеку молодой и румяный младший сержант с усилием сдерживал нетерпеливо рвущуюся с поводка и повизгивающую от возбуждения здоровенную овчарку.
— Амур, сидеть! Сидеть, кому говорят! — безуспешно пытался успокоить он собаку.
Тут же, на расстеленной плащ-палатке, прямо на земле расположился бравого вида усатый старшина с рацией — на голове у него были наушники. Радист безуспешно пытался связаться с неким «Тюльпаном», непрерывно повторяя:
— Тюльпан, я Роза — отзовитесь… Тюльпан, я Роза…
— Товарищ подполковник! Сюда! — Миронов увидел подошедшего начальника и энергичным жестом отодвинул в сторону старшего лейтенанта Васильева, который находился здесь с бойцами из 23-го батальона. — Ну-ка, расступитесь!
На пожухлой траве у ног военнослужащих лежал мокрый армейский вещмешок, рядом в беспорядке валялись высыпанные из него предметы: пара банок тушенки, размокшая буханка черного хлеба, кусок сала, фляжка, обрывки газеты и еще какие-то мелкие вещички — спички, перочинный нож, пачка папирос «Казбек», ложка…
— Вот он обнаружил, — кивнул майор на невысокого и немолодого младшего сержанта. — Доложите товарищу подполковнику!
— Младший сержант Зыкин! — вытянулся солдат.
— Вольно. Слушаю вас, товарищ Зыкин, — негромко произнес Горобец и подумал: «Похоже, все-таки утонул».
— Вон там, товарищ подполковник, метров семьдесят-восемьдесят в глубь болота! — указал рукой сержант. — Видите, на кочке невысокая березка растет. Я как раз здесь к воде вышел, вместе с Петровым. Нас собака вывела. Ну, смотрю в разные стороны: оружие, как положено, на изготовку — вдруг, думаю, этот гад где-то рядом затаился…
— Разрешите мне, товарищ подполковник! — нетерпеливо вмешался Миронов. — А то сержант Зыкин свой рассказ до вечера не закончит. Короче: под березкой он заметил пилотку — вот она!
Майор протянул Горобцу обычную армейскую офицерскую пилотку со звездочкой зеленого цвета — как и положено к полевой форме одежды.
