Можно ли назвать разумным вид, который отказывается адаптировать свою способность к воспроизводству в имеющейся среде генетическими, биологическими или культурными средствами? Может ли само только сохранение вида, применяющего разнообразную технологию, быть сочтено доказательствам разумности? Если одна субкультура вида в конфликте с другой субкультурой выказывает способность и волю ограничить свою экспансию, следует ли нам рассматривать подобающе и неподобающе ведущие себя субкультуры как различные виды? Как может вид, даже наш, этически оправдать применение силы против другого вида на том основании, что другой вид со временем прибегнет к силе, дабы уничтожить наш вид? Следует ли нам…
(Переведено с фархканского) 1227 ЕНП.
Глава 15
В ожидании Эзилдьи Тристин глядел сквозь закрытую стекло-пластиковую дверь на двор и маленький садик, где гравийные дорожки разделяли зелень различных оттенков. Сверху это походило на лоскутное одеяло. Мать с дочерью собирали бобы в дальнем углу участка и складывали их в большой бурый мешок. Свет заходящего солнца пробивался через здешний купол красным пятном. Последний свет Парвати казался раной на фоне розовых небес Мары. Шорох шлепанцев по твердому полу привлек внимание Тристина, и он обернулся.
— Какой неприятный красный цвет, — сказал он.
— Да, как кровь. Полагаю, это подходит к нашим дням. — Эзилдья в свободной одежде для упражнений стояла, положив ладони на пестрое покрывало, повешенное на спинку пластикового диванчика с подушками. — Как давно ты покинул медцентр?
— Час-другой назад.
— И пришел меня повидать. Это мило. — Она не шелохнулась, даже не кивнула. Ее светло-золотая кожа побледнела. Темные глаза смотрели в упор, изучая Тристина.
— Ты же приходила меня повидать, когда я там лежал.
— Да. А что ты станешь делать теперь? Вернешься на станцию? Или тебя посылают куда-то в другое место в качестве награды?
— Мне предложено явиться в Шевел Бета. Приказ издали сразу после этой… недавней бучи.
— Тебе назвали причину? — Эзилдья медленно оторвала руки от покрывала. Тристин заметил в ее глазах горечь и одновременно облегчение.
— Нет, просто стандартная формулировка. Сама знаешь, как они пишут: «в интересах Службы» и «для дальнейшей подготовки перед вашим новым назначением».
— Твоим новым назначением?
— Будут делать из меня пилота.
Она вздрогнула.
— И ты готов навек всех оставить?
— Это больше не так. Погрешность перехода стала ниже. Как правило, это день-другой, а то и несколько часов при коротких прыжках.
— Скажи это людям с «Линнея». Двенадцать лет, не так ли, вышло между Перльей и Каждартой?
— Там были нарушения в системе перехода.
— А как насчет лейтенанта Акихито?
Тристин содрогнулся. Лейтенант Акихито был вторым пилотом-испытателем систем перехода. Он объявился живой-здоровый после того, как его сочли мертвым, когда система дала сбой. И вот он явился, молодой, цветущий, полный сил. С опозданием на семьдесят лет!
— Такое случается, Тристин. Моя мать работала с фархканами и потеряла год на обычном ремонтном испытании. — Голос Эзилдьи звучал мягко. — И погрешности перехода дают в сумме так много… Что подумают твои родные?
— Не знаю. Я отправляюсь на Перлью. Мой отец всегда меня поддерживал, — Тристин рассмеялся. — Даже когда был убежден, что я не прав.
— А мать?
— Она и отец, как правило, соглашаются. В свое время она была инженером корабельных систем. Затем занялась музыкой, говорила, это так близко к музыке сфер. Теперь преподает.
Эзилдья кивнула сама себе.
— А не рано ли для нового назначения? Ты пробыл на Периметре только десять стамов, даже не год.
— Будет одиннадцать стамов, когда я уйду. От года до пятнадцати стамов — это нормальная ротация. Лишь малость рановато, если учесть разницу между стандартным и местным годом. Кроме того, нет станции, куда я могу вернуться. Пока нет. Саболи, он служил там, когда я прибыл, ушел менее чем через год. Говорил, потому, что врата перехода в Дуодеке опасны. — Тристин рассмеялся. — Думаю, он просто пытался найти оправдание внезапному решению.
— И куда он отправился? — Вопрос Эзилдьи прозвучал бесстрастно.
— На Орбитальную станцию Хелконьи. Я велел ему передать привет Салье. Полагаю, он туда попал. Я получил послание от сестрицы с намеком, что он не в ее вкусе.
— Что думает твоя сестра об этом приказе? — Эзилдья покачала головой. — Фу, ну и дура же я. Она не знает. И не может знать. Как ты думаешь, что бы она сказала?
Тристин прыснул.
— Не знаю. Но она одна из тех, кто всегда хотел участвовать в хелконском проекте. Она нам об этом все уши прожужжала, когда начала изучать биологию. — Он пожал плечами. — Должен признаться, она сказала бы нечто вроде: поступай, как сам считаешь нужным.
— Понятно. Вы все в семье такие… мессиански настроенные. Это ревячья наследственность?
У Тристина перехватило дыхание, точно его ударили в живот. Отдышавшись, он спросил:
— Это ты о чем?
— Ты по-настоящему не веришь в людей, Тристин. Ты вроде бедных ревяк, которых уложил, разве что боец ты получше. Мы сделали тебя лучше. Ты Эко-Тех со слепой верой, крайним самомнением и громадной способностью подключаться. И ничто, точь-в-точь как у ревяк, не способно поколебать твоей веры. Ни ряды тел, ни то, что ты едва не лишился ноги, ни реальная вероятность смерти. — Она крепко сжала губы и заморгала. Тристин наблюдал, как ее щеки опали, затем заковылял вперед, подволакивая негнущуюся ногу. Аромат флерисля поплыл к нему, неуместный в настоянном на масле и пластике воздухе маранских куполов.
— Нет, — она протянула руку. — Я не могу больше надеяться. Знаешь, на что похоже, когда теряешь кого-то дважды? Конечно, нет. Ты никогда никого не терял, потому что никогда не допускал никого к своему сердцу.
— Это несправедливо.
— Более чем справедливо. Ты веришь в свои идеалы больше, чем в людей. Большое утешение принесут тебе твои идеалы, когда тебя, наконец, одолеют года. Или ревяки. Впрочем, это вряд ли случится. Ты сам себя одолеешь. Другой управы на тебя нет.
— Эзилдья…
— Великая и блистательная Коалиция может нуждаться в тебе и таких, как ты, но не я, — Эзилдья поглядела на Тристина.
— К чему все это?
— Просто уйди. Пожалуйста, Тристин. Если не понимаешь, то все мои объяснения останутся пустым звуком. А если понимаешь, — она глубоко вздохнула, — то мне вообще нечего объяснять. — Она помедлила. — Прости, я не хотела выплескивать столько эмоций. Просто уйди. Уйди и явись на свою подготовку. Уйди и спаси нас всех. Ты не можешь спасти меня или себя, но иди и спаси Коалицию.
