— На полу тоже хорошо, — возразил он.
— Глупости.
Хелена толкнула его на кровать и старательно укутала одеялом, подтыкая его вокруг плеч, забыв о том, что ее платье очень открыто у шеи. Ее груди выпирали над краем корсажа и в мерцающем свете очага выглядели такими же золотистыми и восхитительными, как булки медового хлеба.
Борец по натуре, Колин заставил себя отвернуться. И все же его голос был хриплым, когда он сказал:
— Я настаиваю.
Хелена скрестила руки под грудью, что только усугубило его проблему.
— И как же это ты собираешься настаивать, если едва можешь стоять прямо?
Он, может быть, и не мог стоять прямо, но вот другая часть Колина не имела с этим никаких проблем. Несмотря на болезненное пульсирование в ране, другая, более насущная боль требовала его внимания.
— Нет, — продолжала Хелена, — ты ляжешь на кровати. Я не хочу, чтобы этот твой жалкий капитан сказал, что я плохо о тебе заботилась.
Это немного убавило его желание. На мгновение он успел забыть о мотивах Хелены. Да, она хотела, чтобы он выздоровел, но только потому, что это лучше послужит ее целям. Эта женщина такая же алчная, как наемники.
— Ты зря тратишь время, — прямо сказал Колин. — Он не заплатит за меня ни фартинга.
Хелена прищелкнула языком.
— Ну же, сэр Колин, даже я знаю, что ты не настолько никудышный.
То, что она назвала его по имени, застало его врасплох. Ему нравилось то, как это слетало с ее языка.
— Кроме того, — продолжила она, — я же не прошу фартинг. Я прошу мою сестру.
Колин покачал головой:
— Сэром Пейганом нельзя манипулировать.
— Любым можно манипулировать.
— А-а, — протянул он. — Ты имеешь в виду то, как ты манипулировала наемниками?
Хелена только хитро улыбнулась ему и отошла, чтобы заняться его ногой.
— И это ты называла меня бабником, — проворчал он.
— Я не распутница.
Колин притворно ухмыльнулся:
— Что-то я не припомню, сколько там было конюхов?
Она хихикнула, осторожно разматывая бинты.
— Ты поверил мне?
— Откуда еще ты могла узнать все эти… эти…
Образ потрясающей красавицы, которая покачивала бедрами, хлопала ресницами и демонстрировала свои бархатные груди, снова врезался в его мозг, разжигая кровь.
— О да, — произнесла Хелена голосом, полным сардонического юмора, — я спала со всеми теми конюхами. И со всеми рыцарями Ривенлоха я тоже переспала.
Она могла считать это забавным, но Колину так не казалось. Не казалось сегодня. Не тогда, когда Хелена продемонстрировала такие познания в соблазнении. Не тогда, когда она рисковала своим телом, чтобы освободить его. И тем более не тогда, когда он начал чувствовать опасную симпатию к этой шотландской девушке.
Хелена поставила ногу на край кровати и стала отрывать от нижней юбки еще одну полосу ткани. Если бы он не знал ее другой, Колин подумал бы, что она делает это, чтобы спровоцировать его, потому что его взгляд никак не мог оторваться от соблазнительной длины обнаженной лодыжки Хелены.
Колин нахмурился:
— К тому же Пейган никогда не отдаст свою невесту.
— А это почему же?
Хелена опустила ногу. Смочив лоскут ткани в ведре с водой, она стала промывать его рану. Ее прикосновение было на удивление нежным для женщины, которая только что не моргнув глазом зарезала пару негодяев.
— Ты бы долго не протянула быть его женой, — заметил Колин.
— Неужели?
— Сэр Пейган потребовал бы верности.
— Ах, — Хелена нахмурилась, делая вид, что обдумывает его заявление, — так у него не хватило бы терпения на моих конюхов?
Он сдвинул брови. Эта девчонка явно не воспринимает его всерьез.
— Он бы убил их.
— Жаль. — На ее губах играло подобие улыбки. — Конечно, мне бы пришлось, в свою очередь, убить всех его любовниц. И кто бы тогда остался работать в замке?
Хелена физически ощущала неудовлетворенность, исходящую от Колина, как жар от только что выкованного меча. Ей его отношение казалось одновременно смешным и раздражающим. Почему это мужчины считают, что могут спать с любой женщиной, которую пожелают, а вот женщины должны быть верными? Едва ли это справедливо.
Не то чтобы ее интересовала постель с любым мужчиной, включая того, которого она планировала сделать своим мужем. Воистину если Пейган хочет быть бабником и спать с каждой горничной в замке, то ее это вполне устраивает.
— Вот, — сказала Хелена, завязывая бинт и отряхивая руки. — Ну, а теперь, где та сумка с едой? Я умираю с голоду. — Она заметила сумку у огня. Подняв ее, Хелена похлопала по ней, чтобы проверить, не забрался ли туда кто. — А как ты? Голоден?
В глазах Колина действительно был голод, но голод совершенно другого сорта. Его глаза горели желанием, как теплящиеся угли, готовые разгореться от малейшего дуновения. Кровь Христова, на него тоже подействовало ее соблазнение. Раньше Хелена этого не замечала. И, разумеется, никак не помогло то обстоятельство, что она только что провела несколько долгих минут, занимаясь его раной, расположенной всего в нескольких дюймах от…
Хелена взглянула на штаны Колина. Никакой ошибки. Он был такой же твердый, как копье, готовое к поединку. И по какой-то странной и непонятной причине это вызвало трепет возбуждения в ее венах.
Это же абсурд. Она давно привыкла к таким видам. Почти всю свою жизнь она провела среди мужчин и видела разнообразные мужские проявления — от громкой отрыжки до чесания задницы, от гордого пуканья до отвратительных ругательств. Хелена была свидетельницей того, как мужчины фыркают, писают и даже трахаются, да.
Но что-то в проявлении желания Колина и сознание, что это для нее одной, давало Хелене пьянящее ощущение власти и игривости.
Она медленно подошла к нему с сумкой с едой, на ее губах играла улыбка распутницы.
— Так ты не думаешь, что я могу завоевать преданность Пейгана?
Колин выглядел смущенным, как будто ему не хотелось думать об этом. Хелена уселась рядом с ним на тюфяк и сунула ему в рот вишню.
Он пожевал немного, потом заговорил с косточкой в зубах:
— Пейган не такой легковерный, как та шайка наемников.
Она импульсивно наклонилась вперед, чтобы прошептать:
— Все мужчины легковерны, когда дело доходит до их штанов.
И легонько похлопала его по паху.
Быстро, как сокол, бросающийся на свою жертву, его рука метнулась вперед и схватила Хелену за запястье. Колин повернул голову и выплюнул вишневую косточку на пол. Она ожидала, что он покраснеет от стыда и отбросит ее руку.
