— Они запустили что-то вроде псионической мины, — пояснил он. — Эффект ее действия должны были ощутить наши астропаты. А сейчас мы дрейфуем в открытой бездне, — сказал Оркад, снова переключаясь на Каминску. — Каковы будут ваши приказы, адмирал?
Каминска не сумела скрыть своего шока. Странствовать в варпе по воле волн почти наверняка означало смертный приговор, и она ничего не могла изменить.
— Мы будем следовать за вражеским судном и, насколько можно, держаться к нему ближе, — вмешался Цест. — Нам известно, что они направляются на Макрейдж.
— Из сегментума Солар к Ультрамару? Без стабильного канала?
— Да.
— Шансы на успех минимальны, мой господин, — бесстрастно предупредил его Оркад.
— И все равно мы не можем менять курс, — настаивал Цест.
Оркад взял паузу, обдумывая ответ.
— Я могу использовать их корабль в качестве ориентира и направлять наш на этот маяк, но не могу поручиться за варп. Если бездна сочтет уместным нас поглотить или сделать своей жертвой, я ничего не смогу сделать.
— Очень хорошо, старший навигатор. Вы можете возвращаться к своим обязанностям, — сказал Цест.
Оркад едва заметно поклонился, но, прежде чем вернуться в свою капсулу, добавил:
— За бортом, в бездне, существуют обитатели. Целая стая этих существ следует за вражеским кораблем. Варп вокруг нас волнуется, и это происходит уже несколько месяцев. Состояние Эмпирея не сулит ничего хорошего.
С этими словами он снова скрылся в прозрачном блистере.
Цест ничего не сказал. Как опытный командир флота, он прекрасно знал о существах, населяющих варп. Ультрамарин не мог понять их природу, но не раз видел их и знал, что они очень опасны. Он не сомневался, что Каминской тоже все это известно.
Обменявшись понимающими взглядами, Цест и Каминска стали спускаться по межпалубному переходу, ведущему на капитанский мостик. Несколько минут они шагали в тишине, но затем Астартес нарушил молчание:
— Я не могу не отметить ваше отношение ко мне и моей миссии, адмирал.
Каминска сделала глубокий вдох, словно хотела справиться со своими эмоциями, затем обернулась:
— Вы забрали мой корабль и узурпировали командование. Как, по-вашему, я должна к этому относиться?
— Вы служите Императору, адмирал, — строго сказал Цест. — И неплохо было бы об этом помнить.
— Я не изменник, капитан Цест, — сердито возразила она, решительно глядя на Астартес, несмотря на его внушительный рост и доспехи. — Я верный слуга Империума, но вы игнорируете меня и гоните мой корабль в бездну, возможно обрекая нас на смерть. Я согласна положить свою жизнь на алтарь победы, если это потребуется, но не хочу погибать бессмысленно.
Цест, сохраняя невозмутимое выражение лица, обдумал слова адмирала.
— Вы правы. За все время нашего путешествия вы не выказывали ничего, кроме отваги и благородства, а с моей стороны получали лишь высокомерное пренебрежение. Такое поведение недостойно легионера Астартес, и я приношу свои глубочайшие извинения.
Каминска, уже подыскивающая резкий ответ, была поражена. Через мгновение ее лицо смягчилось, а гнев угас.
— Благодарю, мой господин, — негромко произнесла она.
Цест, принимая благодарность, слегка поклонился.
— Встретимся в рубке, — сказал он и быстро ушел.
Оставшись одна, Каминска вдруг поняла, что ее сотрясает дрожь. Но в этот момент ее внимание привлек запищавший вокс-передатчик.
— Адмирал? — раздался голос Венкмайер из настенного блока связи.
— Говорите, — откликнулась Каминска.
— Мы установили контакт с «Огненным клинком».
Кормовые палубы с третьей по шестую были совсем пустыми. Не занятые на работах люди ради их же безопасности были заперты в изолированных каютах. Можно было подумать, что Хантсман и трое его помощников патрулируют корабль-призрак.
— Отряд Барбаруса, докладывайте.
Голос Хантсмана нарушил могильную тишину. Он повернул переносную люминесцентную лампу, осматривая коридор. От метнувшегося луча разбежались резкие тени и стали виднее все ниши и арки.
Хантсман ощутил, как напряглись его идущие позади спутники, когда крошечный передатчик, закрепленный у его уха, ответил молчанием.
— Отряд Барбаруса, — повторил он, крепче сжимая рукоять служебного пистолета, который держал в другой руке.
Хантсман уже собирался послать двух своих людей на поиски молчащей группы, как вокс-передатчик ожил.
— Отряд Барб… доклад… сильные поме… все чисто.
Рапорт состоял из отдельных обрывков, с трудом пробившихся сквозь белый шум, но Хантсману было довольно и этого.
Офицер дозора только облегченно вздохнул, как вдруг на т-образном перекрестке впереди в луче света мелькнула какая-то тень.
— Кто там ходит? — строго спросил он. — Немедленно назови свое имя!
Хантсман быстро зашагал к пересечению коридоров, но не забыл воспроизвести боевой жест. Повинуясь ему, охранники рассыпались веером, прикрывая офицера с флангов.
Дойдя до перекрестка, Хантсман осветил лампой и осмотрел уходящий влево проход.
— Сэр, я его обнаружил. Он там, — доложил охранник, осматривавший правый коридор.
Хантсман развернулся и успел увидеть тот же силуэт, исчезавший в темноте перехода. Он мог поклясться, что на незнакомце была рабочая форма, но не тех цветов, что были приняты на «Гневном».
— Этот отсек запрещен для посещения! — крикнул Хантсман, ощущая, как сильно забилось его сердце. — Это последнее предупреждение. Назовись немедленно!
Ему ответила насмешливая тишина.
— Оружие к бою! — приказал Хантсман и в сопровождении охранников осторожно двинулся по коридору.
После неудачного военного совета в конференц-зале Мхотеп покинул остальных Астартес и удалился в уединенную каюту, надеясь погрузиться в медитацию до самого окончания варп-перехода. По правде говоря, нападки Бриннгара настолько вывели его из себя, что легионер Тысячи Сынов едва не утратил над собой контроль и теперь искал одиночества, чтобы восстановить равновесие.
Мхотеп заглянул в потайное отделение своих доспехов и достал спасенный с «Убывающей луны» жезл. Убедившись, что артефакт не поврежден, он вполголоса вознес молитву своему примарху, после чего, усевшись на жесткую скамью, бывшую единственным предметом меблировки этого спартанского помещения, внимательно осмотрел жезл. В особенности его заинтересовал зеркальный глазок в торце, куда он и заглянул.
Не отрываясь от глазка, Мхотеп сосредоточился и погрузился в транс медитации. Перед его взором начали развертываться картины происходящего, которые он трактовал с проницательностью, прославившей легионеров Тысячи Сынов.
