«Моего отдела вещдоков».
— Вам так кажется? — переспросила Петра.
— Записи о том, что его забрали, не существует, — сказал Баллард, — тем не менее здесь его нет. Следовательно, куда-то он должен был поступить, верно?
— Если только он не потерян.
— Ради вашего блага надеюсь, что это не так. В Парке-ровском центре когда-то были проблемы с вещдоками, помните? Потерянные образцы, испорченные.
Она об этом не слышала. Вечерние газеты, должно быть, проглядели этот факт и не сообщили о путанице.
— А где еще он мог бы оказаться? — спросила Петра.
— Даже не представляю. Если только его не послали в криминалистическую лабораторию на анализ ДНК. Но даже и в этом случае мы отправляем не все, частицу оставляем себе. Разве только образец был слишком мал, и его невозможно было разделить. Да, возможно, так и произошло… Вот, вижу запись — два с половиной сантиметра. Значит, размеры его составляют три четверти дюйма на полдюйма. Написано, что он находился на виниловой обивке автомобильного сидения. Выходит, он тонкий. Вполне возможно, что он целиком хранится в лаборатории. А зачем он вам нужен?
— Так, для интереса, — ответила она, повесила трубку и позвонила в Сакраменто.
В криминалистической лаборатории не было записи о получении биологического образца с места убийства Марты Добблер. Паркеровский центр им его не направлял.
Даром только время потратила.
Пора присмотреться к другим июньским убийствам.
В деле Джеральдо Солиса она нашла интересную запись, сделанную следователем Джексом Хастадом. Согласно показаниям дочери.Солиса, в день убийства старик ожидал электрика для починки проводки.
Хастад, похоже, не обратил на это внимания.
Петра позвонила в уилширский участок и узнала, что, в отличие от голливудского участка, дело Солиса после самоубийства Хастада было передано другому следователю. Однако с момента убийства Солиса прошло два года, и все это время его дело находилось у Хастада, включая три месяца, когда Хастад находился на излечении. Через неделю после самоубийства Хастада дело Солиса перешло к следователю по имени Скотт Вебер.
Вебер до сих пор работал в Уилшире, и Петра, позвонив, застала его на рабочем месте.
— С этим делом у меня ничего не вышло, — сказал он. — Почему вы вдруг им заинтересовались?
Петра рассказала о возможном сходстве незаконченных дел, рассказала о вдавленном проломе черепа Марты Добблер, но о других убийствах, совершенных 28 июня, упоминать не сочла нужным. Вебер хотел узнать больше, но, когда она сообщила ему несколько подробностей, он тут же потерял интерес.
— Не вижу никакого сходства, — заявил он. — Людей часто бьют по голове.
«Но фатальный исход бывает не так часто. Если верить моему эксперту».
— Верно, — сказала она.
— Каким орудием воспользовался преступник в вашем деле?
— Какой-то трубой.
— И у меня тоже, — признался Вебер. — А вещдоки обнаружили?
«Пропавший образец крови».
— Нет, ничего не нашли.
Почему она так уклончиво разговаривает с другим следователем? Да потому что ей самой ничего не ясно.
— Ну-ну, — сказал Вебер.
— Один вопрос. В деле была запись об электрике, который должен был починить проводку…
— У вас есть копия дела?
— Наш практикант, готовясь к диссертации, нашел его и сделал копию.
— Он что, был у нас? — спросил Вебер.
— Кажется, он снял копию с дубликата Паркера.
— О… да, наверное, сняли дубликат. Дело не раскрыто, что с ним еще делать?
— Я вас спрашивала насчет электрика, — напомнила она.
— А в вашем деле тоже был электрик? — поинтересовался Вебер.
— Я просто подумала, что электрик может нас куда-нибудь вывести…
— Вы интересуетесь, не упустил ли я эту линию? — Вебер рассмеялся, но смех ей не показался дружелюбным. — Я обратил на это внимание. Хотя после убийства прошло два года. Кабельная фирма Солиса не сделала записи о визите электрика. Я разговаривал с дочерью: вдруг она вспомнит, что говорил в тот день старик. Возле дома аварийной машины никто не видел. О'кей?
— О'кей, — сказала Петра. — Извините, если я…
— Я не смог больше ничего сделать, — сказал Вебер. — Дело заморожено.
Итак, записи о визите электрика в фирме не обнаружено. Выходит, телефонный звонок, заставивший Джеральдо ждать электрика, был фальшивым. Если это так, то это напоминает дело Марты Добблер. Ей позвонили из телефонной будки и выманили из театра.
Ремонт кабеля в полночь?
Петра вспомнила инцидент в собственной жизни, когда она натерпелась страха. Два года назад, посреди отпускной недели, позвонили в дверь. Шел двенадцатый час, и ей пришлось встать с постели. Какой-то шутник заявил, что он посыльный из службы по доставке товаров. Петра сказала, чтобы он убирался, однако человек настаивал, говорил, что она должна поставить подпись на пакете. Петра схватила пистолет, накинула халат и приоткрыла дверь. На пороге стоял худой малахольный тип в коричневой униформе. Настоящий посыльный, с настоящим пакетом. Одна из родственниц прислала ей домашнее печенье.
— Припозднился, — сказал он, притопывая ногой. Парень даже не заметил, что в правой руке у нее девятимиллиметровый пистолет.
Петра знала, что служба доставки держит своих работников в черном теле, но этот человек готов был, кажется, расшибиться в лепешку.
Стало быть, это возможно. Убийца звонит Джеральдо Солису и рассказывает о необходимости ремонта кабеля. Является поздно. Солис открывает дверь. То, что аварийной машины соседи не видели, ничего не значит. В такой час в спокойном, солидном районе кто будет смотреть?
В деле имелись адрес и номер телефона дочери Джеральдо Солиса. Мария Солис Мэрфи, тридцати девяти лет. Петpa навела справки и выяснила, что живет она рядом, в Голливуде, на Рассел-стрит.
Работала Мария в больнице «Кайзер Перманент», в отделе обеспечения питания. То есть из дома до больницы она могла дойти пешком.
Мария была на работе. Сняв трубку, она договорилась встретиться с Петрой возле больницы через двадцать минут. Когда Петра приехала, Мария ее уже ждала.
Поджарая, хорошенькая, очень короткие темные волосы с осветленными кончиками. Бледно-голубое платье, белые носки и теннисные туфли. Три тонких кольца в одном ухе, в другом — бриллиантовая розочка и золотая клипса. Татуировка в виде розы на левой щиколотке. Сорокалетняя женщина в роли панка. На правом безымянном пальце золотое обручальное кольцо. У Марии Мэрфи было гладкое лицо и танцующая походка. В другой одежде она сошла бы за двадцатипятилетнюю девушку.