Затаив дыхание, она написала: «Клаус Хаммерсенг, я не могу забыть тебя. Ты где-нибудь здесь?» Она подписалась как «Выпускник-78». Имя или инициалы разоблачили бы ее.
Она услышала, как вернулся Юнфинн, и поспешила закрыть страничку. Сразу же, войдя в комнату, прямо в тренировочном костюме, потный и возбужденный, он обнял ее сзади и стал ласкать грудь, и ей это было очень приятно. Она подумала о его упрятанном в велосипедные шорты члене, о том, как в нем пульсирует кровь, а сам он увеличивается. Это возбуждало ее. Сегодня вечером ее это возбуждало. Правда, сегодня вечером она могла бы возбудиться даже от вида «Его-мужчины» в трусах, появись он сейчас на мониторе. Старина Юнфинн и не знал, что сейчас он обнимается с новообращенной интернет-шлюхой!
27
Кассирша из «Киви-на-шоссе» подтвердила, что женщина, помогавшая Хаммерсенгам, вполне могла оказаться беременной. Когда она заходила в магазин, на ней была зимняя одежда, но она и правда казалась в последнее время располневшей. Не то чтобы на сносях, но располневшей — это точно. Ведь ребенок у всех по-разному лежит, правда? — рассуждала кассирша в комнате для отдыха. Анита записывала ее показания, усевшись напротив, на старом стуле, когда кассирша устроила себе пятиминутный перекур. У нее у самой двое детей, поэтому она знает, о чем говорит. Однако кассирша не могла вспомнить точно, когда именно в конце зимы женщина перестала приходить за покупками. Она уверена, что видела женщину («она выглядела совершенно обычно, где-то тридцать с лишним, русые волосы средней длины, не очень высокая») прямо перед тем, как сама свалилась с гриппом, в самом начале марта. А вот видела ли потом, когда после болезни вернулась на работу, — этого кассирша точно вспомнить не могла…
Когда Анита зашла к Герде Халлинг, та сперва показалась ей вовсе не такой разговорчивой. Скорее, это она допрашивала Аниту, а не наоборот. Очевидно, фру Халлинг очень хотелось выяснить, почему полиция настолько заинтересовалась «ужасным происшествием», случившимся с ее соседями. Она полагала, что дело закрыто, ведь в газетах о трагедии больше не упоминалось. Что же касается социального работника, то здесь Герда Халлинг мало чем могла помочь. Ей казалось, что люди из службы социальной помощи приходили и уходили в любое время суток (таких людей было много, поэтому она уже позабыла, кто из них и когда работал). Нет, она понимает, что у них напряженный график работы, но ведь желания и потребности клиентов тоже можно бы и учесть. В связи с этим она бы хотела подчеркнуть, что супруг Лидии тоже оказывал ей значительную поддержку. На протяжении последних трудных лет верный Георг постоянно был рядом с супругой. Здесь фру Халлинг наконец разговорилась.
— Ему нелегко пришлось, — поведала она Аните за чашкой травяного чая, — с годами характер у нашей доброй Лидии отнюдь не улучшился. Нет-нет, о хорошей подруге, к тому же покойной, — ничего плохого, но тем не менее… Сказать честно, так она всегда была немного злобной. Выглядела совсем как ангел, но вот внутри…
Но Георг выдержал, и за это она действительно восхищалась им. Восхищалась! Потому что поклонниц у такого замечательного мужчины всегда хватало, вот только он не из таких, кто падок на это.
Анита спросила у фру Халлинг, знает ли та, что дом был поделен на две отдельных квартиры, и та сообщила, что это было общеизвестно.
— Это она придумала, — поведала Герда Халлинг, — ей захотелось жить отдельно. Может, она просто-напросто хотела избавить его от проблем, связанных с ее болезнью. Может, она считала унизительным просить его ежедневно ухаживать за собой, — немного подумав, продолжала она уже совсем иным тоном, — возможно, ей просто надоело его присутствие. Знаете, россказни про вечную любовь — это чушь. Любовь тоже стареет и истаптывается, как старый дверной порог. А болезнь истаптывает ее еще быстрее. Вот что я вам скажу: когда мой Оддвар умер, а он перед этим перенес два инфаркта и три инсульта, то мне стало легче, да, я в открытую это могу сказать: легче! А ведь мы счастливо прожили вместе много лет… В общем, Лидия получила, что хотела. Как всегда…
Анита вышла оттуда с горьким привкусом травяного чая во рту и звоном в ушах от рассказов Герды Халлинг, а в ее блокноте было записано совсем мало полезного. За исключением сведений о том, что Лидия Хаммерсенг, возможно, вовсе не была идеальной героиней, какой ее любили описывать, и о том, что когда надо было отправить личные документы, например, в банк или семейному адвокату, то занималась этим фру Халлинг, а не соцработник (а почему же не супруг? — подумала Анита). Нет, Герда Халлинг понятия не имеет, какой у них был достаток, однако «деньги у них водились». Естественно, они не будут обсуждать, зачем фру Хаммерсенг понадобился адвокат, — фру Халлинг даже рассердилась: ну, как можно задавать такие вопросы?!
Социальная служба подчиняется муниципальному управлению. Эта служба оказывает помощь пенсионерам, связанную с перевозками, закупками, уборкой, доставкой документов в банк и на почту. Медицинское наблюдение осуществляется приходящими медсестрами, и этим управляет другой отдел.
Когда Анита, переговорив с двумя сотрудниками муниципального управления Хамара по Западному округу, наконец добралась до начальства, выяснилось, что объем информации, регистрируемой при найме на работу и увольнении оставляет желать лучшего. Да, у них отмечено, что Сара Шуманн была принята на работу в июле прошлого года, вначале как временный сотрудник, а позже, если быть точными, то с десятого октября, — на полную ставку и проработала до марта этого года, когда ушла в декретный отпуск. Однако помимо этого было лишь указано, что согласно сведениям, предоставленным работником, прежде она работала в основном в Швеции и Дании и поэтому на протяжении многих лет ее имени не было в норвежском регистре занятости населения. Выяснить, у кого она работала и когда, тоже непросто: расписание часто меняется в последнюю минуту, социальные работники постоянно подменяют друг друга и на то, чтобы поднять архив и выяснить, у кого в Хамаре работала Сара Шуманн, уйдет в лучшем случае несколько дней.
— Но я все это уже объяснила тому приятному полицейскому, который звонил вчера, — сказала Мона Брамберг, уставшая, но приветливая женщина, сидевшая в тесном кабинете и державшая в руках бразды правления службой. У нее сложилось впечатление, что Сара Шуманн была приезжей: она никогда не упоминала родственников или друзей в Хамаре, о ее личной жизни тоже было известно немногое. При увольнении она не указала никакого адреса. Она была временным сотрудником, поэтому пособие по беременности ей не полагалось, но все равно странно: адрес нужен для перечисления отпускного пособия, которое выплачивается позже. Ее налоговое удостоверение было выдано в Станге. Тут она указала адрес: «Станге, Страндстуа, 2335». В графе «семейное положение» она написала: «Не замужем». Видимо, Сара Шуманн была пташкой той редкой породы, что не живет в стае. Но она была очень трудолюбивой и всем нравилась, заверила Мона Брамберг, за все то время, что она здесь проработала, на нее не поступило ни единой жалобы.
В родильном отделении больницы Эльверума было запрещено предоставлять какие-либо сведения по телефону, даже по просьбе полиции. Им придется придерживаться правил и предоставить письменный запрос, подписанный юристом их полицейского отделения. Спасибо, не надо!
