страну Ниппон спасал «камикадзе» – «Божественный ветер»!.. Все вы знаете, что из сотни пуль, выпущенных из пулемета, в цель попадает не больше десятка. Но мы придумали оружие, которое никогда не промахивается, и каждая «пуля» находит свою цель!.. Если самолет, несущий на борту мощную бомбу или заряд взрывчатки, подобно божественному ветру, налетает из облаков и, ведомый отважным летчиком, врезается точно в цель, то никакая сила уже не сможет спасти вражеский крейсер, авианосец – все что угодно! Да, летчик неминуемо погибнет, но о его подвиге будут помнить вечно, о нем будут слагать легенды, как о великом национальном герое!.. Нами принято решение набрать отряды «тэйсинтай» – специальные ударные отряды отважных, готовых пожертвовать жизнью ради высокой цели… Они станут гордостью великой императорской Японии! Кто из вас готов вступить в такой отряд? Я знаю, среди вас нет ни одного труса и вы все готовы выполнить приказ, но все же я не стану приказывать – я хочу, чтобы вы добровольно приняли решение… Даю вам слово японского офицера, что никому не позволю бросить ни одного презрительного или косого взгляда на того, кто еще не готов и откажется!.. Кто же готов добровольно стать тэйсинтай – шаг вперед!
Строй в два движения передвинулся на шаг вперед и снова замер.
Генерал величественно кивнул и еще раз прошелся вдоль молчаливо застывшей шеренги, вглядываясь в глаза каждого летчика уже по-новому – ведь каждый из них только что стал кандидатом в национальные герои… Сэйдо остановил внимательный взгляд на невысоком крепыше и коротко спросил:
– Имя?
– Младший лейтенант Огава Киёси, господин генерал!
Сэйдо молча протянул руку назад, и адъютант мгновенно вытащил из кожаной папки белую ленту с красным кругом посередине и вложил ее в генеральскую ладонь.
– Это хатимаки – символ нашего флага и отличительный почетный знак летчика-тэйсинтай, которых мы назовем «камикадзе», – генерал протянул ленту пилоту, тот с поклоном принял высокий подарок и благоговейно приложил его ко лбу. – Ты повяжешь эту ленту на лоб, лейтенант, когда вылетишь на боевое задание… А пока сохрани ее… Майор, командуйте строю разойтись – все свободны!
Внутри палатки царили приятный полумрак и прохлада. Генерал Сэйдо сидел на самой обычной циновке и маленькими глотками пил черный китайский чай, искусно заваренный адъютантом. Кроме походного чайного прибора на низеньком столике расположились пара-тройка небольших мисочек с накрест лежащими поверх одной из них палочками-хаси и фарфоровая бутылочка подогретого саке. Майор Татэгава почтительно наполнил маленькую чашечку саке и с поклоном протянул генералу. Тот благодарно кивнул и указал ладонью на бутылочку.
– Налейте и себе, майор… Выпьем за успехи вашего подразделения и за наших мужественных летчиков.
– Господин генерал, будет ли мне позволено задать вам вопрос?
– Говори…
– Когда, господин генерал?
Сэйдо неторопливо выпил саке, какое-то время помолчал и негромко ответил:
– Думаю, никогда, майор… Вернее – не здесь и не сейчас. Вы все сделали прекрасно! Аэродром, самолеты, заправщики, пилоты – все готово. Отлично! Но дело в том, что о нашей подлодке, которая должна доставить груз, пока ничего не известно… Возможно, руководствуясь соображениями безопасности, они просто хранят радиомолчание, но возможно и другое… Вы знаете обстановку на театрах военных действий – мы должны в создавшейся ситуации думать не о каких-то там немцах и далекой от нас Германии, которая переживает непростые времена и, скажем прямо, вряд ли их переживет… Мы должны думать о своих делах и о своей стране! Я сразу говорил, что план германского фюрера, предусматривающий бомбардировку русских городов «грязными бомбами», здорово попахивает авантюрой отчаявшегося безумца! Неужели вы, майор, верите, что русские окажутся такими дураками, что их можно будет обмануть фальшивыми крестами на крыльях самолетов?! Неужели вы верите, что они не смогут сложить «два и два» и мгновенно вычислить, кто же на самом деле бомбил их города и убивал мирных жителей? Немецкий фюрер попросту толкает нас под острый топор русских! Запомните, майор: никогда не следует недооценивать противника и считать его глупее и слабее, чем он есть на самом деле! – Генерал отхлебнул глоток чая, вытащил дорогой портсигар, закурил от протянутой майором зажигалки и закончил: – Когда груз прибудет в наш порт, мы его используем… Но используем мы его на благо Японии! А пока, майор, все должно оставаться так, как есть – вы тщательно готовите аэродром и людей к важному заданию! Неизвестно еще, как оно все повернется – на борту лодки прибудет специальный посланник Гиммлера… Если игра продолжится и он вдруг приедет сюда – он ничего не должен заподозрить! Не стоит раньше времени злить еще достаточно крепкого и сильного тигра… Прикажите готовить мой самолет, а я пока часок отдохну… Идите, майор. Думаю, не стоит вам напоминать, что этот разговор… впрочем, вы сами понимаете. Идите!..
Генерал повозился, поудобнее устраиваясь на небольшом матрасе, прикрыл тяжелые от усталости веки, и уже через несколько минут перед его внутренним взором замелькали, сменяя одна другую, неясные призрачные картинки, и вдруг с непостижимой ясностью возникло невероятной красоты видение розово-дымчатой метели медленно облетающих лепестков цветущей сакуры… И вдруг сон улетучился неведомо куда и почему. Сэйдо, не открывая глаз, горько усмехнулся: «Покоя не могу найти я и во сне, / С тревожной думой не могу расстаться… / Весна и ночь… Но снится нынче мне, / Что начали цветы повсюду осыпаться…» Великий Осикоти Мицунэ несколько сотен лет назад чувствовал то же самое, что и я… Неужели действительно наступает конец всему и «осыпаются последние лепестки сакуры» и увядают хризантемы?…
20
Даже самый подготовленный солдат, диверсант или разведчик – это все-таки не «машина для размышлений, наблюдения за врагом и ведения боя», лишенная чувств, эмоций и нервов. Если, конечно, это не обиженный разумом примитивный законченный садист и убийца. Даже закаленные в боях и всяческих переделках, многое повидавшие бойцы остаются, прежде всего, живыми людьми – у них бывает плохое настроение, у них, как и у простых смертных, болят зубы и порой трещит голова с похмелья, они тоскуют по любимым и видят сны. И если наяву они могут управлять своими эмоциями, умеют встречать любую опасность «не дрогнув ни единым мускулом лица», то
