и тот мгновенно умолкал, становясь пунцовым от бессильного гнева.
Никита в свою очередь тоже с каждым днём становился раздражительнее и молчаливее. Всю вторую неделю учёбы Кости в лицее он после обеда уходил в музыкальный салон и просиживал за роялем до самого ужина, готовясь к конкурсу юных музыкантов, который должен был пройти в середине осенних каникул. Он, наверное, и после ужина бы занимался, если бы Зоя Никитична не запирала комнату. Но даже так Никита едва успевал делать домашние задания, постоянно отвлекаясь на нотные тетради и что-то слушая на плеере. О разговоре по душам с ним сейчас не могло идти и речи, а признаваться Жанне или Кате в причинах своей внезапной хандры Косте категорически не хотелось. Она не отпускала его даже во сне, так что он стал просыпаться по несколько раз посреди ночи, тяжело дыша от гнетущего ощущения в душе, не в силах припомнить ничего из приснившегося.
Поэтому, проводя время с девочками, он старался делать вид, что у него всё хорошо. Делал он это часто, то составляя компанию Кате в библиотеке, то наблюдая вместе с ней за тренировками Жанны на озере, потому что сидение в одиночестве в комнате общежития было отличным рецептом для погружения в унылые мысли.
В последний день четверти, в субботу, во второй половине дня в общежитии воцарилось непривычное оживление: две трети учеников собирали вещи, чтобы поехать на каникулы домой. Перед крыльцом ожидала пара автобусов, которые должны были доставить их на железнодорожный и автовокзал. Сопровождали лицеистов четыре учителя, которые уходили в недельный отпуск, чтобы под конец каникул снова собрать своих подопечных вместе и организованно доставить их назад в лицей.
К пяти часам вечера гомон и шорох сменила тишина, став почти абсолютной после ужина, когда оставшиеся полтора десятка учеников разошлись по комнатам. Никиту на пути из столовой перехватила мама и куда-то увела, и, ожидая возвращения друга, Костя неторопливо разбирал постиранные вещи, которые после обеда забрал у завхоза. Вдруг из коридора послышался топот. Кто-то очень расстроенный или злой – или всё разом – не просто бежал, а, казалось, вкладывал дополнительные силы в каждый шаг, для усиления звука.
Дверь в комнату распахнулась, грохнув об стену так, что Костя от неожиданности подпрыгнул на кровати и прижал к груди футболку.
Никита, пыхтящий как паровоз, красный как помидор и с подозрительно блестящими глазами, заскочил в комнату и с такой яростью захлопнул за собой дверь, что Костя почти удивился, как её не сорвало с петель.
– Уезжает она! – придушенно закричал Никита и закружил по комнате, без конца лохматя руками волосы, которые и так уже топорщились вверх, как частокол. – Срочные дела у неё! Это очень важно, Никита, пойми, – сменив тон на пару октав выше, передразнил он. – А я не хочу понимать! Я постараюсь успеть! Ага, как же! А если не успеет, что тогда?! Я с лета готовился к этому смотру, это один из важнейших конкурсов в стране, понимаешь?! – резко затормозив, он впился в Костю горящими глазами.
Тот молча кивнул, боясь произнести хоть слово. В каком-то смысле даже боясь пошевелиться, потому что в этот момент в Никите чувствовалось нечто совершенно дикое и неукротимое, присущее скорее разрушительному урагану или… свирепому разбойнику?
Костя не успел додумать эту мысль, отвлёкшись на громкий стук в дверь.
– Никитос! – донёсся голос Жанны. – Ты чего там так кричишь?
Никита, с шумом набрав воздуха в грудь, протопал к двери и рывком распахнул.
– Ого, я смотрю, кто-то конкретно не в духе, – ничуть не испугавшись, прокомментировала Жанна, неторопливо заходя в комнату.
Катя, вынырнув из-за её спины, бочком скользнула вдоль стены, держась как можно дальше от рассерженного Никиты. Сев на краешек кровати Кости, она посмотрела на него круглыми как блюдца глазами. Костя подозревал, что и сам выглядел не менее ошарашенным.
Никита, негодующе фыркнув, отодвинул от своего письменного стола стул и сел боком, положив одну руку на спинку.
– Тебя что, опять Веник достал? – спросила Жанна, плюхаясь на его кровать. – Никто, кстати, не в курсе, чего это он остался на каникулы в лицее? Все его дружки разъехались по своим загородным домам, а он вдруг остался, хотя обычно…
– Да плевать мне на Голицына! – перебил Никита. – Будто мне не всё равно, уехал он или нет! А знаешь, кто не должен уезжать? Моя мама!
– Твоя мама уезжает? – недоумённо нахмурилась Жанна.
– Прямо сейчас! Я даже не знаю, куда! Она лишь сказала, что это срочно и очень важно, и что она не знает, когда вернётся!
– Погоди, но тебе же в среду… – начала Жанна, но не договорила. По её лицу разлилось понимание, на смену которому пришло сочувственное выражение.
– Вот именно! – снова вскипел Никита. – И она не знает, успеет или нет. Но она постара-а-ается, – саркастически протянул он и снова запустил пальцы в волосы. – А когда я спросил, а что, если не успеет, она на меня ещё и наехала! Сказала, что будут другие конкурсы, а её это дело не терпит отлагательств! Другие конкурсы! – повторил, повышая голос. – А что я месяцами готовился к этому – уже не в счёт?!
– Оставь свои волосы в покое, пока ты навечно в дикобраза не превратился, – сказала Жанна.
Никита вскинул голову и уставился на неё так, что, не будь она жар-птицей, а потому неуязвимой к огню и жару, наверняка бы обратил девочку в пепел. Но бесстрашная Жанна даже глазом не повела.
Вместо этого она хлопнула себя по коленям и, поднявшись, ткнула пальцем в сторону Никиты.
– Я знаю, что тебе нужно! Прогуляться!
Никита сощурил глаза, так что они превратились в узенькие щёлочки, и процедил:
– Какое ещё «прогуляться»?!..
– По ночному лесу, – со значением произнесла Жанна и расплылась в хитрющей улыбке.
Никита, явно застигнутый врасплох этим предложением, слегка отшатнулся и быстро заморгал.
– В смысле, ты предлагаешь пойти в лес ночью? Но это же…
– Запрещено? – договорила Жанна и пожала плечами. – И что с того?
– Но… – начал Никита, но осёкся. На его лице возникло задумчивое выражение, и он пробормотал: – Вадим Евгеньевич уехал…
– В точку! – Жанна даже сделала что-то вроде танцевального па в нетерпеливом предвкушении. – Весь лес наш!
– Погодите, – вмешался Костя, ничего не понимая. – При чём тут Вадим Евгеньевич?
– Он леший, – рассеянно ответил Никита, что-то серьёзно обдумывая.
Костя хотел сказать, что это ничего не объясняет, но Катя правильно истолковала его недоумение и пояснила:
– Лешие чувствуют свой лес примерно так же, как домовые – свои дома. А Вадим Евгеньевич очень сильный леший – он
