я уже перед ней на коленях, обхватив руками стройные ноги и уткнувшись в теплый живот носом, молю не покидать меня. Зацеловываю ее ладони и прикладываю к щекам, шепчу, как люблю ее, как мне будет плохо. Шепчу, словно тайну, как очумевший, что нам нельзя расставаться. Вот совсем. Не при каком раскладе.
А Улька в моей голове, в моих мыслях обнимает меня в ответ и просит забрать ее обратно, просит не отпускать.
И я подхватываю ее чемоданы и несусь к тачке, как можно скорее, чтобы Улька не передумала. Сцеловываю все слезинки на ее щеках, а потом целую ночь трахаю то быстро и смазано, бешено, то медленно, растягивая кайф, чтобы в башке улеглось одно единственное знание — Улька со мной.
Но вот я выдаю очередной перл. заруливая к развязке возле аэропорта, а Улька хмыкает в ответ, рассматривая в окне здание терминала.
И даже тот факт, что мы вместе не облегчает ситуацию. Потому что сейчас я точно осознаю, что не смогу расстаться с ней, не смогу порвать. Она вклеилась в меня, вросла. У меня сердце выбивает ритм, а ее сердце его продолжает. Мы, как сиамские близнецы. Чтобы разлучить, придется порушить.
— Я сейчас высажу тебя у дверей, а сам припаркуюсь, ладно? — объясняю Ульке, когда заворачиваю на основную дорогу к терминалу. — Только не стой на морозе, иди внутрь.
Улька, словно сбросив оцепенение, растерянно кивает, промаргиваясь, и проверяет содержимое сумочки.
Проезжаю чуть дальше, где нет скопления такси, быстро выбегаю и достаю из багажника чемодан. Подкатываю его на тротуар, где ждет Уля и коротко чмокаю в щеку.
Оплачиваю парковочное место и иду пешком до терминала. Кругом полно спешащих людей, в основном счастливых, потому что, может быть, у них отпуск или медовый месяц, или просто командировка. А у меня Улька уезжает, и охота орать во все горло, чтобы они все перестали улыбаться и счастливо суетиться со своими гребаными чемоданами.
Когда подхожу к главному входа замечаю, жмущуюся на морозе Ульку и чертыхаюсь в голос, ускоряя шаг.
— Блин, ты чего? — зачем-то поднимаю воротник ее дурацкой бесполезной шубы и растираю порозовевшие на холоде руки. — Пошли внутрь быстро.
— А ввв… вдруг ты бы уехал? Я ссс… следила — семенит за мной и выдает выбивающими чечетку зубами.
— Дурная совсем — перехватываю ее чемодан в одну руку, а Улькину холоднющую ладонь сжимаю в другой и тяну за собой к очереди, скопившейся перед металлоискателем.
Ульяну пропускаю вперед, а сам забрасываю на ленту чемодан и прохожу следом. Останавливаемся перед табло с расписанием рейсов и находим номера нужных нам стоек.
— Влево, там семнадцать и восемнадцать — тараторит Улька, уже довольно взвинченным голосом.
Потому что совсем скоро мы расстанемся. Потому что совсем скоро она пройдет через ленту с ограждениями, а я останусь по другую сторону. Останусь ее ждать. Или не ждать, но надеяться. Или самому решать, как перебраться к ней, если Уля откажется возвращаться. Или же вообще неизвестно, что будет дальше, и как все сложится.
У меня такой бардак в голове. Клянусь, там настоящий дурдом в стадии обострения.
Времени остается не так уж и много, но Уля совсем не торопится. Идет размеренным шагом. И я за ней. Тоже, как черепаха на прогулке.
Народу на регистрацию рейса немного, да, и самолет небольшой. Вылет с пересадкой в Москве и Стамбуле до аэропорта Лион-Сент-Экзюпери. Я понимаю, что летать часто она не сможет. Это адский ад лететь с двумя пересадками, тереться в аэропортах, ожидая рейсов, волноваться при задержке одного из них и несостыковке по времени. Это же, блин, издевательство какое-то.
Конечно, есть и другие варианты хотя бы с одной пересадкой, ведь из нашего аэропорта прямых рейсов до Франции нет. Только вот и цена будет другая. И мне нужно срочно подумать, как бы побыстрее подзаработать на своих прогах побольше, чтобы была возможность оплатить Уле перелет полегче.
И все эти мысли крутятся в моей голове в то самое время, пока я на автомате двигаюсь с Улькой в очереди, добираясь до стойки регистрации.
Тут меня прошибает. Вот в этот самый момент ей оформляют билет, лента увозит темно-бордовый чемодан, и Уля, сжимая в хрупкой ладони свой загран, с вложенным посередине билетом, отходит квыходу туда, где нужно будет пройти таможню. Туда, где меня уже не пустят.
Она широко распахивает свои огромные зеленые, колдовские глаза. Клянусь, наверное, девушек именно с такими глазами и сжигали на костре в Средневековье, потому что им совершенно невозможно сопротивляться. Но тут же я замечаю, как уголки ее полноватых красивых губ дрожат. Она сбрасывает сейчас, как минимум, лет пять, превращаясь в маленькую девочку. И у меня внутри бомба взрывается. Я прижимаю ее к себе, обнимаю так крепко, насколько это возможно. Утыкаюсь носом в ее волосы и жмурюсь, чтобы никто не заметил, как чертовы слезы копятся и копятся. Иуды.
— Я смогу прилететь в марте на неделю — тихо шепчет в мой пуховик Уля.
В марте.
Это сколько?
Это дофига.
Это много дней и ночей без нее. Это снова пустая квартира. Это мое одиночество.
— Останься — сжимаю в кулаках плюшевую шубу на ее спине. Продыхаю, чтобы не всхлипнуть, как последний идиот и слабак. — Люблю тебя так сильно. Не могу, не знаю, как отпустить — целую в висок, обхватывая ее голову дрожащими ладонями.
— И я тебя люблю — Улька позволяет себе слезы. — И тоже не знаю, как буду без тебя. Но Кир… — уже рыдает.
И я принимаюсь гладить ее волосы, вжимая в себя.
Дурак.
— Прости, я такой слабак, прости — твержу, как мантру, лишь бы она успокоилась — Позвони мне по видео, как сможешь. Покажи, как живешь там. В любое время звони, ладно?
Она только коротко кивает головой и утыкается в меня шмыгающим носом.
— Эй — поднимаю ее голову и прижимаюсь к губам.
Целую с отчаянием, прикусывая и оставляя следы. Улька так же с надрывом отвечает, спускаясь напоследок к моей шее и оставляя смачный такой засос.
— Это, чтобы знали — зализывает укус.
И меня так торкает от ее близости. Вот дурак, мозгами понимаю, что никакого продолжения не будет, но мой организм совсем не втыкает в происходящее.
Откидываю ее волосы с одной стороны за спину и тоже спускаюсь губами по шее, прикусывая в том же месте, что и она мне. А еще вспоминаю совсем не в тему, что ночью ей еще в паре мест засосы оставил на память.
— Блин
