на Улькину талию и притягиваю к себе вплотную. Оглаживаю живот, пока вылизываю ее шею, а потом веду вверх, чтобы щипнуть затвердевшие соски.
Улька мычит, я уже тоже мало соображаю. Спускаюсь рукой к лобку, а затем надавливаю на клитор. Она приваливается мне на плечо и с тихим "люблю" находит мой член, что так удобно устроился у нее на пояснице.
Ласкам друг друга, как ошалелые, захлебываясь водой в промежутках между хаотичными от возбуждения поцелуями. Кайф накатывает волнами. Улька содрогаясь закусывает ладонь, а я улетаю следом, присасываясь к ее плечу.
— Блин, они, наверное, все слышали — задыхаясь стонет она.
— Они и сами таким занимаются — тянусь к гелю с запахом лаванды
— Фу — оборачивается на меня и кривится, как от дольки лимона.
— Че фу? Сами такими будем. Будем же? — медленно проводу губкой по ее бедру, растирая пену.
— Я бы хотела — говорит стене перед собой.
Выдыхаю и целую Ульку в напрягшуюся лопатку.
— Значит будем.
Теперь уже неспеша домываемся и заваливается спать.
А на следующее утро я встаю раньше, и пока Улька еще спит, осторожно натягиваю домашние серые брюки, футболку и спускаюсь вниз прямо на обалденный запах маминых сырников.
— Привет, мам — подкрадываюсь со спины и целую в щеку.
— Доброе утро, сынок — ерошит меня по голове свободной рукой. — Сырники будешь, твои любимые. Еще и варенье малиновое достала.
— Буду, конечно — утаскиваю из тарелки четыре сырника, достаю из холодильника молоко и усаживаюсь за стол.
— Ульяна еще спит? — спрашивает мама, выглядывая на меня из-за плеча.
— Агм — мычу с набитым ртом.
— Она мне понравилась, сынок. Честно. И ты… Шалопай ты мой… Да, ты влюбился.
— Влюбился — подтверждаю в ответ.
— Только не торопитесь, ладно? Вы еще так молоды, все впереди. Успеете.
— Ты о чем?
— Все о том же. О семье, о детях. Нужно к такому серьезно подходить. Устроить карьеру, жилье, а уж потом все остальное. Короче, предохраняйтесь.
— Блин, мам — тяну, закатывая глаза. — Ну, ты и выдала. Я уже давно в курсе всей этой темы.
— Даже не хочу знать, с каких лет ты в курсе — бурчит в ответ, прикрывая сырники бумажным полотенцем.
— А папа где?
— Он поехал с Вилли на площадку заниматься.
Я чуть молоком не поперхнулся от услышанного.
— Вы че из моей милой собаки решили сделать дрессированного пса?
— Есть такая тема — усмехается мама.
А в это время сверху спускается заспанная Улька в своем вчерашнем платье.
— Улечка, проходи — улыбается ей мама. — Сырники любишь? Они у меня по особому рецепту.
— Доброе утро — она растерянно смотрит на нас, но я тут же ей подмигиваю, и Уля немного расслабляется. — Да, спасибо.
Я подрываюсь с места, подхожу к ней и, приобнимая одной рукой, целую в губы. Коротко. Едва касаясь. Но даже от такого поцелуя Улька смущается.
Затем достаю тарелку, завариваю ее любимый кофе, а потом присаживаюсь рядом доедать свой завтрак.
И все думаю о том, когда она так мило смущается, хочется растравить ее еще больше. Интересно, что Улька будет делать, если положить руку ей на обнаженное колено?
Пока она пытается слушать маму о рецепте сырников и кивать в ответ, я решаюсь пройтись рукой под столом по гладкой ноге с внутренней стороны бедра. Но при этом сохраняю невозмутимый фейс.
Сначала Улька пытается незаметно скинуть мою ладонь, потом свести ноги вместе, пока я не добрался до трусиков, а потом сама щиплет меня за пах. Я чуть не подпрыгнул, клянусь. Но руку убрал.
И когда уже мама довозит нас до аэропорта, Улька после прохождения стола регистрации на рейс зыркает на меня во все свои зеленющие глаза.
— Ты зачем так делал, Кир? Я и так думала от волнения в обморок свалюсь.
— Расслабься — обнимаю в ответ. — Ты очень зависима от мнения других людей. Но тебе не пофиг ли? Одну жизнь живешь, делай, как тебе хочется, а не смотри, как выглядишь со стороны.
— Я не могу так — утыкается носом мне в плечо.
— А я тебя научу — касаюсь зардевшихся щек и целую прямо посреди прохода.
Мимо нас снуют люди. Туда-сюда. А я держу Ульку крепко, чтобы не отвлекалась и, наконец, расслабилась. Здесь и сейчас только я и она. И было бы круто, если б так продолжалось и дальше.
