Хотя Морлей вполне заслужил порку, я был потрясен произошедшим. Раньше я никогда не наказывал мальчиков с подобной жестокостью и не давал воли чувствам. Неужели убийство Генри Франта повлияло на меня самым неожиданным образом?
Но еще меньше я предполагал, что Морлей знал Дэнси лучше меня, и его слова означали совершенно иное, нежели я думал.
Через девять дней после убийства, в субботу, четвертого декабря, меня вызвали в кабинет мистера Брэнсби. Он был не один. За столом в кресле неловко развалился мистер Карсуолл, а его дочь скромно присела на краешек дивана перед камином.
Когда я вошел, Карсуолл взглянул на меня из-под косматых бровей, а потом посмотрел на карманные часы.
— Поторопитесь, — сказал он, — а не то мы не успеем вернуться в Лондон засветло.
Я в удивлении переводил взгляд с мистера Карсуолла на мистера Брэнсби и обратно.
— Вы будете сопровождать Чарли Франта в особняк мистера Карсуолла, — объяснил мистер Брэнсби. — Похороны его отца состоятся в понедельник.
24
— Я незаконнорожденная, — призналась мне мисс Карсуолл в понедельник после похорон мистера Франта.
Я был настолько потрясен сим нарушением приличий, что даже не нашелся, что и ответить. Я посмотрел на дверь, испугавшись, что она может быть открыта и слова мисс Карсуолл кто-то подслушал. Мы с мисс Карсуолл сидели одни в гостиной в доме ее отца на Маргарет-стрит. Чарли побежал наверх за книгой.
Взгляд карих глаз Флоры застыл на мне.
— Давайте называть вещи своими именами. Именно это я хотела сказать вам тогда, на Альбемарль-стрит, когда нас прервал Чарли.
— Это не имеет значения, — промямлил я, чувствуя, что нужно что-то сказать.
Она топнула ножкой.
— Если бы вы были незаконнорожденным, то поняли бы, как глупо прозвучали сейчас ваши слова.
— Прошу простить меня. Я неправильно выразился. Я не хотел сказать, что это не имеет значения для вас или вообще. Просто… просто это не имеет значения для меня.
— Вы знали, сэр, признайтесь. Кто-то рассказал вам.
Мисс Карсуолл несколько секунд мерила меня взглядом. У нее была светлая прозрачная кожа, как часто бывает у рыжеволосых, и когда мисс Карсуолл сердилась, то выглядела очаровательно.
— Папа предпочитает не афишировать обстоятельства моего рождения, — продолжила она после минутной паузы. — Что само по себе вызывает у меня некоторое чувство неловкости. Ведь это может привести к ситуациям… как бы получше выразиться… когда люди попытаются втереться ко мне в доверие обманным путем.
— Не беспокойтесь на мой счет, мисс Карсуолл, — сказал я.
Она изучала носки своих очаровательных туфелек.
— Насколько я понимаю, моя мать была дочерью уважаемого фермера. Я не знала ее, она умерла, когда мне не исполнилось и года.
— Мне очень жаль.
— Не стоит. В возрасте шести лет отец отправил меня в пансион при семинарии в Бате. Я доучилась там до пятнадцати, а после поселилась у своей кузины миссис Франт. Тогда папа и мистер Франт еще были дружны. Мистер Франт жил в Америке в связи с делами банка, поэтому мы остались втроем: миссис Франт, маленький Чарли и я. Я хотела бы…
— Что вы хотели бы?
— Хотела бы остаться с ними навсегда. Но жена отца умерла, и ничто более не мешало мне жить в его доме. Они с мистером Франтом повздорили, и я вынуждена была покинуть особняк на площади Рассела. Так я очутилась здесь, — теперь мисс Карсуолл говорила отрывисто, словно слова вылетали из некоего тайника в глубине ее души. — Наподобие компаньонки. Или экономки. Или дочери. Или… даже не знаю, кого. Все вместе и ничто из этого в отдельности. Когда отец приглашает своих друзей, они не знают, кто я. Я и сама не понимаю, кто я, — она замолчала и присела на небольшой диванчик у камина. Грудь ее взволнованно вздымалась и опускалась.
— Я польщен тем, что вы сделали меня поверенным вашей тайны.
Она вскинула голову.
— Я рада, что все закончилось. Похороны на меня тоску нагоняют. Никто не пришел. Никто, кроме того джентльмена из Америки. Вы бы и не подумали сейчас, что при жизни Генри Франта многие люди с гордостью именовали его своим другом.
— Джентльмен из Америки?
— Мистер Ноак. Кажется, он знал мистера Франта, а нас с папой с ним познакомил несколько недель назад мистер Раш, американский посланник.
— Да, мы с ним встречались. Я имею в виду мистера Ноака.
Она нахмурилась:
— Когда?
— Однажды он при мне заезжал в особняк на площади Рассела по прибытии из Америки. А позднее я видел его на Альбемарль-стрит в тот вечер, когда скончался мистер Уэйвенху.
— Но почему он пришел на похороны? По всей видимости, они с мистером Франтом не были близки, а преступления мистера Франта даже старых друзей превратили в посторонних.
— Я не знаю, — я посмотрел ей в лицо. — А почему вы не спросите его сами?
Она покачала головой.
— Мы едва знакомы. Да, нас представили друг другу, но мы даже словом не обмолвились. И вообще с чего он станет тратить время на пустую болтовню с девушкой?
Я не ответил, поскольку ответ не был нужен, по крайней мере словесный. Вопрос повис в воздухе, и мисс Карсуолл залилась румянцем. Наши глаза встретились, и мы улыбнулись друг другу. Флора никогда не была красавицей, но когда она улыбалась, у собеседника трепетало сердце.
— Бедная милая Софи, то есть миссис Франт, — внезапно сказала мисс Карсуолл, вероятно пожелав сменить тему. — Знаете, у нее ничего, совершенно ничего не осталось. Мистер Франт даже все ее драгоценности забрал. Кузина и так большую часть украшений отдала ему сама, но в тот последний день мистер Франт взломал туалетный столик и взял оставшиеся — те, что были ей особенно дорога, — она надеялась сохранить их.
— Украшения не нашли?
— Нет. Полагают, их забрал убийца. Но все же Софи не одинока, мистер Шилд… пока я рядом. Я люблю ее как старшую сестру. Мой дом будет ее домом, сколько того потребуют обстоятельства.
На лестнице раздались чьи-то быстрые шаги. Мисс Карсуолл метнула взгляд в мою сторону, словно оценивала эффект своего благочестивого отношения к кузине, а потом отвернулась к рабочему столику и при свете свечи начала продевать нитку в иголку.
В комнату влетел Чарли, но тут же перешел на размеренный шаг, каким пристало ходить мальчикам, только что похоронившим отца. Он носил строгий траур, но в моменты, когда оставался без присмотра, выражение лица изобличало его во лжи, в том, что он не испытывает горя, которое проявляет. Я считал, что Чарли глубоко потрясен убийством мистера Франта — а как иначе? — но мне не казалось, что он скорбит по отцу. Чарли сел у камина. Мисс Карсуолл взяла вышивание. А я открыл томик Боэция «Об утешении философией».
