поприветствовал обоих и выругался под нос.
Потрясение получили все.
— Что там? — прокричала Рори из спальни.
— Все хорошо! Коллеги пришли!
— Одевайся иди. Не травмируй нас больше, чем уже... — проскулил Хаффнер с пола, растирая ногу.
— Нам приказано вас в психушку доставить, — добавил новостей Вовин. — Через час надо там быть, пунктуально. Высокое начальство пожалует.
— Завтрак вон, в пакете под вешалкой.
Пухлый пакет, видимо, улетел при падении.
Хаффнер поднялся, отряхивая одежду от пыли. В казенной квартире прибирались не очень регулярно.
— Рориен тоже хотят видеть? Там? Не в Управлении?
— Да, — Хаффнер было поднял на Эдама сочувствующий взгляд, но тут же выругался и отвернулся. — Собирайтесь. Мы в управление, вас другая машина внизу подождет.
— Рориэн, доброе утро! — учтиво крикнул Вовин, замаячившей на пороге спальни заспанной девушке.
— Доброе.
Час — много или мало?
Эдам с Рори успели пообниматься под одеялом, поговорить, настраиваясь на еще один тяжелый день, и съесть принесенную стражами выпечку, запивая холодным вчерашним чаем. Или позавчерашним?
Есть решили также в постели. Холодно выбираться из-под одеял, да и обнимать друг друга сподручнее в кровати.
— Я тут посчитала... Мы восемнадцать лет не виделись с тобой после Амирана. Это целая жизнь! И ты старше меня... Насколько, кстати?
— Пять-шесть лет. Точного возраста ни своего, ни твоего не знаю.
— Да, я тоже...
Не стала грустить по этому поводу. Булочка очень уж вкусной оказалась. Свежей, мягкой, еще теплой. Пальчики оближешь!
Что Рори и сделала, заработав долгий взгляд Эдама.
— Как ты жил это время? Где был? Что делал? — Спрашивала в полной уверенности, что имеет право задавать эти вопросы. И вправе ждать на них подробного ответа.
Девочка-женщина. Она снова присваивает его. Уже считает своим и никуда отпускать не собирается. Эдам счастливо заулыбался и подтянул ее еще ближе к себе, устраивая поудобнее.
Он сам не отступит.
Их сближение произошло столь стремительно, несколько дней всего. Их тела, их связь экран-медиатор — накрыли, словно волна.
Разум стремился догнать. Узнать, изучить, проговорить вслух все подробности жизни ставшего родным человека.
Его губы накрыли ее. Жаркие, требовательные. Как она спрашивала — уверенно, как своего, так он целовал — как свою. Свою женщину, на которую имел все права.
Поцелуй с привкусом корицы. Утренний. Медленный. Вопреки всем и всему.
Вопреки ожидающей их больницы и ее сумасшедшей обитательницы.
— Не ответишь? — дезориентированная поцелуем, но упрямо идущая к цели.
Его Неженка.
— Отвечу.
— В подробностях хочу.
— Я тоже.
— А? — такого поворота не ожидала.
— От тебя того же хочу. Тех же ответов.
— А...
— Ты меня сразу забыла? — поддался недостойному желанию и задал вопрос, на который знал ответ.
— Не сразу, — без уточнений поняла о чем речь. — Помнила не лицо, не голос, а ощущение тебя рядом. Ты был моим миром, опорой, другом, защитником... всем. Моим экраном.
Рори принялась рассказывать, хотя сама первая задала вопросы.
Ничего. Сначала она, потом он... Какая разница? У них теперь есть время на все.
Ведь есть?
— Ты продолжал мне сниться. И сейчас тоже...
Рори прервала сбивчивый поток слов, прижалась губами к его шее, где бился пульс, быстро, сильно. Кожа еле уловимо пахла им самим — ее стражем, чуть терпко, деревом и металлом. Вдохнула полной грудью.
— Как ты это делаешь?
— Что?
— Мои сны...
— Это не я. Мы вместе.
Рори подняла лицо, заглядывая Эдаму в глаза. Он улыбнулся. Переместил руки у нее на спине так, чтобы удобнее поддерживать.
— Когда экран замыкается на своем медиаторе, он создает пространство... на двоих, где мы можем ощущать мысли, чувства... иногда и фантазии друг друга.
— То есть это я.
Он просто подыграл.
Щеки горели. Стыдно как!.. Хотя... Если прислушаться к себе, то нет. Не стыдно.
Жарко, и голова слегка кружится. И хочется, чтобы Эдам позволил своим рукам больше, чем обнимать ее.
Когда экран экранирует без привязки, ограничиваясь лишь определенной территорией, то ощущения у него после такой работы, как от похмелья. Тяжелого.
Когда же экранирует «своего» медиатора, когда между ними стабильная связь, то экрану не надо распыляться, настройка на конкретный дар намного легче. Медиатор гасит негативное влияние иных слоев. Замкнутый, самодостаточный круг.
— Как отстреляемся, покажу, где живу. Если понравится, останешься у меня, если нет, найдем себе другой дом.
— Ничего против не имею. — Не спрашивал, но Рори ответила. Потому что хоть и не вопрос прозвучал, а утверждение, но Эдам ответа ждал.
27
Настоятельница согласилась говорить, но с условием. Хотела видеть Рориэн.
Снова эти стены и запах больницы. Запах безумия.
Рори вооружилась как могла. Надела любимые туфли, теплые полосатые рукавицы и шарф в комплект к ним, все связанное Авророй. С любовью. В кармане ее лежали наготове, ждали своего часа шоколадные конфеты. Любимые.
А рядом шагал Эдам. Строгий. В черном мундире. Серьезный и спокойный. Держал ее за руку. И благодаря этому, единственное, что Рори ощущала в стенах больницы Аэртеллы Милосердной, — это вонь. И холод.
Они молчали. Говорил и вопросы задавал лишь один незнакомый Рори страж. Записывали за ним двое других стражей. И Рюск, и Хаффнер с Вовиным остались за железной дверью.
— Пришла... Что же, послушай. Тебе полезно будет.
Рори, как и Эдам вчера, не могла себя заставить смотреть на настоятельницу. Не помнила ее лица, но голос отзывался холодной противной дрожью в животе.
Пальцы крепче сжали ладонь Эдама. И тут же почувствовала усиление экрана.
Какой же он спокойный! Его сила кажется непробиваемой. Безграничной. И уже родной.
Рори слышала разговор, видела происходящее, но не принимала в себя. Визуальное и аудиальное осталось, но не эмоциональное. И полный ноль с Тонкого мира, хотя умирали в этих стенах частенько, и гадать не надо.
Не воспринимала ничего из перечисленного благодаря Эдаму. Здесь и сейчас он закрывал ее не столько от ее дара, сколько от всего эмоционального фона. Она могла думать свои мысли, ощущать свои эмоции от них, даже наслаждаться его касанием.
Без примесей чужой злобы. Страха. Желания завладеть.
Без ощущения накала от проклятий, что извергала настоятельница.
Главный вопрос: как она подчинила своей воле Бенжамина Казе? Который до повторной встречи с ней жил абсолютно мирной и незаметной жизнью.
— Легко! Как и любого могу. Даже этого вашего, спецагента!
