Потом вспомнила что-то, уронила валокордин и побежала писать письмо своему брату Ипполито, который работал в должности кардинала римско-католической церкви и проживал на тот момент в Риме. Сестра просила брата замолвить словечко перед «этим гадом» Чезаре, чтобы он был столь любезен и не сразу вывозил или уничтожал доставшиеся ему в результате набега на Урбино сокровища. Пусть отдаст ей, Изабелле, статуи Венеры и Купидона, раз уж все равно грабит. Они, как в замок зайдешь, так сразу справа стоят, между галошницей и новым холодильником, я сама сто раз видела, когда у любимых родственников гостила. Еще подумала: зачем вам, дуракам, такие ценные в культурном плане вещи, вы разве сможете обеспечить им достойные условия хранения и понять все их немалое духовное значение и силу влияния на будущие поколения? Пусть наш дорогой гад брат Чезаре упакует статуи в пленку и пришлет Почтой Италии по адресу: Мантуя, ул. Ленина, 1, получатель Изабелла Геркулесовна д’Эсте-Гонзага. Вот так искусство любила, всем ребятам пример. И то верно: родственники, в конце концов, смертны, а искусство – вечно! А что бы вы думали – культурная, высокодуховная женщина! Примадонной Возрождения звалась, между прочим.
Чезаре галантно заверил маркизу, что готов выполнить ее просьбу, но считает долгом сообщить, что статуя Купидона – так себе, не античная, а новодел работы какого-то… погодите, как бишь его… о, Микеланджело! Но если ей нравится такой кич, то, пожалуйста, он, Чезаре, может прислать наложенным платежом, ему нетрудно. Нафиг ему самому нужно столько пылесборников.
Кстати, о высокодуховных людях. Несколько горьких, но справедливых слов необходимо сказать как раз о том кардинале Ипполито д’Эсте, который по просьбе сестры договаривался с Чезаре Борджиа, да так договорился, что Чезаре тут же принялся паковать запрашиваемые статуи в пупырчатую пленку и вызывать почтовую лошадь. Редкая сволочь был этот Ипполито, вот что я вам скажу. Ну ладно, может, и не совсем сволочь – на фоне всех остальных замечательных людей, которые толпились вокруг Святого престола и при герцогских дворах, но характер имел сложный. Настоящий карьерист, моральными принципами себя шибко не ограничивал, а блага земные стяжал только в путь. Вообще-то священническое облачение шло ему столь же мало, как в свое время Чезаре, но тогда так модно было – если у тебя много сыновей, одного из них обязательно надо двигать по церковной линии. Это и благочестиво, и доход приносит огромный в случае успеха в карьере, и рука в Кремле в Риме у семейства имеется, что немаловажно.
Вот и у герцога Эрколе I было много сыновей. В первую очередь вспоминается, конечно, Альфонсо, который в положенное время стал: а) мужем Лукреции Борджиа, не сумев отбиться от предложенной папой (Лукреции и по совместительству римским) чести, б) герцогом Феррары под именем Альфонсо I. Потом можно поднапрячься и вспомнить его братьев: Ферранте, упомянутый выше Ипполито (его бы лучше именовать Ипполито I, чтобы отличать от племянника с таким же именем и тоже духовного звания, но я не буду, потому что в этой главе племянник не фигурирует, а далее упоминается один раз и вскользь), Сиджизмондо и, наконец, Джулио. Джулио был незаконным герцогским сыном, но тогда опять же была такая мода: брать в семью прижитых на стороне детей, давать им то же воспитание, что и законным отпрыскам, и устраивать их судьбу. Братья в общем-то принимали Джулио как своего и в повседневной жизни не делали особых различий между ним и собой. Вот только с Ипполито у Джулио существовали непримиримые разногласия.
Началось все с детства, когда не особо любящие один другого братья делили между собой игрушки и горшки. Во взрослом возрасте они начали делить между собой что попало – например, придворного музыканта из герцогского дворца. Нет, это не то, что вы подумали. Просто когда умер папа-герцог, Ипполито переманил к себе дворцового музыканта, чтобы наслаждаться его талантливой игрой. Ну, это примерно как если бы в наше время он виниловый проигрыватель из батиной квартиры прихватил, не спросив остальных родственников. Я же говорю, жутко культурные люди были, вся семья. Джулио, будучи тоже дико культурным человеком, этот проигрыватель этого музыканта темной ночью выкрал и привез к себе, чем жутко обозлил Ипполито, который побежал жаловаться Альфонсо. Джулио сослали в поместье Бресчелло, причем он каждый день должен был приходить в ближайший комиссариат и отмечаться (если кто-то думает, что здесь я по своей привычке шучу и преувеличиваю, то как раз нет. Так оно и было).
Но это еще что. Надо сказать, что Джулио чрезвычайно любили местные донны. А как его не любить: красавец, кровь с молоком, высокий, косая сажень в плечах. И женской любовью он пользовался к своему полному удовольствию. А Ипполито тоже претендовал на популярность среди женского населения. Что? Целибат? Нет, не слышал. Да в принципе и не обязан был тот целибат строго соблюдать, поскольку был кардиналом-дьяконом. Тем более тогда таких фриков, которые неукоснительно соблюдали обет бедности и целомудрия, старались в кардиналы не брать – мало ли, что от такого можно ожидать. Вот если ты перетрахал все живое вокруг себя да парочку палаццо построил на нетрудовые доходы – тогда молодец, хороший кардинал, и стремления у тебя перспективные. Вот Ипполито и старался всеми силами соответствовать.
В общем, Джулио и Ипполито не поделили женщину: придворную даму и родственницу Лукреции Борджиа. Эта дама решительно предпочла Джулио, да еще, по легенде, неосторожно ляпнула в присутствии Ипполито, что, мол, одни только глаза Джулио ей милее всего прогнившего существа Ипполито. Ага, глаза! – подумал отвергнутый поклонник и недобро взглянул на удачливого братца, который как раз ему средний палец зачем-то показывал и смеялся чуть ли не в лицо.
Вскоре на Джулио, мирно едущего прекрасным осенним днем по своим делам, напали несколько головорезов, стащили с коня, сильно избили и выкололи глаза. По странной случайности все головорезы оказались слугами кардинала Ипполито. Этот факт скрыть от общественности не удалось, но официальная версия гласила, что совершили они все вышеперечисленное исключительно по собственной инициативе. Вот такие странные слуги были у кардинала, все как на подбор: любили, знаете, выйти на большую дорогу, поймать брата своего господина и немножко повыковыривать ему глаза. Каждый имеет право на небольшие развлечения в свободное от работы время. Правда, следствие очень быстро установило, что нападение организовал сам кардинал. Более того, присутствовал при кровожадной сцене, да еще и давал своим подчиненным ценные указания, что и как следует делать, стимулируя их подбадривающими криками. Но герцог Альфонсо строго придерживался официальной версии, потому что если признать, что один из твоих братьев – еще и самый влиятельный – вот такой вот чудак, это сильно ослабит позиции семьи и очернит ее репутацию. Так что заметаем все под ковер. Не было ничего, а если и было, то виноваты не мы, а кто-то другой. Но официальным объяснениям никто не верил, даже актуальный на тот момент римский папа Юлий II, который удобно расположился в кресле с попкорном и жаждал кровавых подробностей этого резонансного дела. В виновности кардинала он нисколько не сомневался.
Наглое нападение на брата герцога потрясло все окрестности. Джулио очень сильно пострадал. Правда, к счастью, он не полностью лишился глаз – недоработали подельнички любимого братца. Левым глазом он мог кое-как видеть очертания предметов и людей, правым различал только пятна света, и было маловероятно, что зрение хотя бы частично улучшится. Боль Джулио поначалу испытывал страшную. Юный красавец, любимец женщин в одну минуту стал инвалидом. Можно представить себе, в каком психологическом состоянии находился Джулио и что он думал о своем будущем.
