когда кровь хлынула из ее горла.
Но теперь я мог ясно видеть, как будто воспоминания о ее лице были подавлены, а теперь разблокированы, когда я увидел ее в похожем положении. Хоук держит девушку, ее широко раскрытые глаза умоляют меня остановиться, но я не могу. Я должен знать.
И вот я заставляю ее опустить руку, показывая зазубренный шрам, рассекающий ее бледную шею. Мне казалось невозможным вспомнить, где именно он перерезал ей горло, но сейчас я отчетливо видел это.
Я чувствую это имя на губах, на языке, имя, которое я не произносил уже очень давно:
— Лира…
Мой голос был грубым от непривычки, слова драли стенку горла при произнесении.
Это не она. Это невозможно! Она умерла, черт возьми!
Она… умерла…
Наши взгляды столкнулись. Ее глаза были наполнены многолетней болью, знанием. Все это время она была здесь, зная обо всем. Так вот зачем она вообще пришла?
Я не понимал, я ничего не понимал.
Лира. Моя Лира.
Воспоминания о том, как она умирала, набросились на меня, заставив боль, которую я долго учился подавлять, вырваться наружу, закручиваясь, как острие клинка, в центре моей груди. Я потерял ее. Потерял девушку, которую полюбил, когда был еще подростком. Многие сказали бы, что в нашем возрасте любви не бывает, но она была. Я любил ее всей душой, она была моим человеком, моей второй половинкой, а потом она умерла.
Я должен был уйти после этого. Видеть пятна крови на ковре, вспоминать о жизни, которую у меня отняли, — это было слишком тяжело для моей юной души. Поэтому я убежал и больше не оглядывался.
Но мне сказали, что она умерла. Что она истекла кровью и задохнулась, даже не доехав до больницы. Они не устроили похорон и не рассказали, где ее похоронят. Это был бы обычный участок с простым надгробием, оплаченным государством, и даже спустя столько лет воспоминания были слишком болезненными, чтобы их выносить.
Я признаю, что совершил много плохих поступков. На моих руках кровь, я забрал больше жизней, чем могу сосчитать, и никогда не задумывался об этом ни на секунду. Но тот случай, когда я был слаб, потерян и имел лишь одну живую душу рядом, преследует меня до сих пор.
Меня, человека, который заставит взрослого мужчину описаться при одном только взгляде в мою сторону. Меня, жесткого, безэмоционального силовика Сэйнтов. Меня, наемного убийцу, который упивается насилием, болью и кровопролитием.
И все же, воспоминания продолжают терзать мою голову о давно умершей девушке.
Или, как оказалось, не совсем умершей.
Я делаю шаг назад.
Ловушка. Это была гребаная ловушка.
Лира была мертва. А эта девушка, Блэйк, была послана сюда, чтобы уничтожить меня, мою жизнь и Хоука. Это было единственное объяснение.
Моя большая рука обхватывает ее горло.
Ее глаза расширяются, а рот приобретает форму буквы "О", и я с силой вырываю ее из рук мужчины.
— Энцо, — осторожно предупреждает Хоук.
Ее маленькие изящные ручки обхватывают мое татуированное запястье, а моя рука медленно усиливает давление, прямо на шрам на ее горле. Девушка впивается в меня ногтями, сопротивляясь, пока Хоук делает шаг вперед, пытаясь отстранить меня.
Я не говорил годами, сдерживая обещание, данное Лире, но сейчас я нарушаю его.
Уменьшив давление, я наклоняюсь ближе и прижимаюсь губами к ее уху.
Хоук выкрикивает мое имя, но я не останавливаюсь, даже когда ее ногти пробивают кожу до крови, а она вдыхает с трудом, пытаясь наполнить легкие кислородом, который я ограничиваю.
— Беги, — шепчу я, из-за чего у меня чешется горло. — Беги и знай: если я снова найду тебя, я убью тебя.
— Э-Энцо, — заикается она, тяжело дыша, — пожалуйста.
— Ты не Лира, — говорю я. — Беги, Блэйк, и знай, что я никогда и ни к кому не проявляю такого милосердия, и если я когда-нибудь увижу тебя снова, помни, что я больше не проявлю его.
— Энцо! — рычит Хоук, отрывая мою руку от ее горла, чему я не препятствовал. Я вижу красные следы на ее шее и не чувствую к ней ничего, кроме презрения.
Я знал, что она опасна, чертовски безрассудная лгунья. Красивого лица было недостаточно, чтобы привлечь меня.
Она отшатывается назад, слезы делают ее голубые глаза почти неоновыми, а затем она поворачивается и выбегает из комнаты, исчезая в коридоре.
— Какого черта ты делаешь!? — Хоук впивается взглядом в мое лицо. — Энцо, какого черта ты делаешь!? — повторяет он.
— Если ты не хочешь увидеть ее мертвой, Хоук, — я сжимаю его плечо, — сделай так, чтобы она ушла. Я убью ее, если увижу снова.
Я не даю ему шанса ответить, прежде чем вырваться из его хватки и протиснуться сквозь толпу скопившихся зрителей. Они уступают мне дорогу, почти комично отпрыгивая в сторону.
Гнев пульсирует в каждой клеточке моего тела, кровь бурлит и стучит в ушах, пока воспоминания пытаются утянуть меня вниз. Я не знал, как она узнала о Лире, и зачем ей понадобилось выдавать себя за нее, и мне было все равно.
Она не отрицала этого. Она не пыталась меня поправить.
Лира была мертва, а Блэйк притворялась ею.
Эта девушка не получит того, зачем пришла сюда, и ей чертовски повезло, что я вообще оставил ее в живых.
“Это ради Хоука” — сказал я себе.
Мне не хотелось причинять боль человеку, которого я любил больше, чем нужно. Я был не настолько глуп, чтобы думать, что он не влюбился в нее. Поэтому убить ее означало бы потерять его, а я уже достаточно потерял в своей жизни.
Я не потеряю свое сердце снова, ни за что на свете.
Именно поэтому оно до сих пор бьется в моей груди.
Глава 21
Блэйк
Горячие и болезненные слезы текут по моему лицу, когда я подавляю рыдания, которые застревают в горле и делают его таким тугим, что почти невозможно дышать.
Я слышу его голос в своей голове, мое имя — резкий хрип на его губах, а затем его клятву покончить с моей жизнью. Я чувствую руки Хоука, которые обнимали меня, чувствую руки Энцо вокруг моего горла, прямо на шраме, пытающиеся украсть мой воздух.
Он узнал меня. Он понял, кто я, и все же отказывался признать это.
Возможно, из-за чувства вины. Вина за то, что бросил меня. Вина за то, что видел, как мне было больно.
Я поверила ему, когда он сказал, что убьет меня. Ему было легко делать вид, будто меня больше нет, пока я
