Рядом, прислонённые к стене, стояли прикрытые грубым холстом картины в количестве семи штук. Что на них изображено, мешала увидеть бумажная обёртка. При этом я сразу заметил, что портрет императора Михаила снят и отставлен в сторону.
— А, Игорь, — увидев меня, с улыбкой произнесла Анна Леонидовна. — Заходи, у меня всё готово. Вчера прислали распоряжение сменить изображение императора на портреты членов Временного правительства. Придётся сверлить стену, а я в этом ничего не смыслю.
Указав на картины, она дождалась, когда я войду в кабинет и прикрою за собой дверь. Вешать портреты, разумеется, нужно было в красном углу, где стоял диван. Я живо представил, как Анна Леонидовна встаёт на него, чтобы дотянуться до портрета императора.
— А вы неплохо подготовились, — сказал я, кивнув на лежащий на столе инструмент.
— Это не я, это завхоз. Он вчера всё принёс и должен был повесить портреты, но срочно отъехал по семейным делам, — пояснила преподавательница и с надеждой спросила: — Справишься?
— Не вижу причин, чтобы не справиться. Опыт у меня есть, не переживайте, Анна Леонидовна, — ответил я с улыбкой. — Куда вешать будем? Надо бы наметить место под отверстия, прежде чем приступать. А то получится криво-косо, переделывать придётся, а не хотелось бы. Дело-то ответственное — надо сразу хорошо сделать.
Ремонтом заниматься мне приходилось, естественно, в другой жизни. Однако опыт не пропьёшь, и ничего сложного в задаче я не видел. Стена, судя по всему, была кирпичная, свёрла — добротные. Делов-то минут на пятнадцать с перекуром. Вся сложность — верно отверстия наметить.
Анна Леонидовна вручила мне карандаш и линейку. Было очевидно, что сама она на этом своё участие и ограничит; впрочем, я ничуть не возражал. Любому нормальному мужчине приятно показать себя умелым и способным перед красивой женщиной.
— Я в этом совсем ничего не понимаю, — призналась Васильева и с улыбкой добавила: — Всё-таки не женская это работа — по стремянкам скакать с дрелью.
— Это верно, — согласился я, уже подходя к стене.
Анна Леонидовна присела на учебную парту и закинула ногу на ногу, скрестив руки под грудью. А я начал с того, что отодвинул диван вдоль стены, чтобы не мешался. Пространства вполне хватало, чтобы по обе стороны от того места, где висел портрет императора, разместить ещё по три новых.
Вооружившись линейкой, я приложил её к стене, карандашом наметил горизонтальную линию. Преподавательница наблюдала за мной, и я затылком чувствовал её взгляд. Наконец, через пару минут, все места под будущие отверстия были отмечены.
— Вот теперь и сверлить можно, — сказал я, убирая линейку и карандаш на преподавательский стол, и вооружился полиэтиленовым пакетом и малярной лентой.
— Это зачем? — задала вопрос откровенно скучающая женщина.
— Когда буду сверлить, приклею пакет на стену, чтобы мусор не сыпался на пол, — пояснил я.
Выполнив эту несложную манипуляцию, я подключил перфоратор в розетку, приставил стремянку и полез на ступеньки.
— А что это у тебя с рукой? — неожиданно оказавшись рядом, спросила Анна Леонидовна. — Подрался, что ли, с кем?
— Нет, это всего лишь спарринги, — ответил я, не моргнув и глазом. — Много работали вчера и сегодня.
— Ну-ка, покажи! — потребовала преподавательница, протягивая руку ладонью вверх.
Отказываться было глупо, так что я продемонстрировал ей пальцы. Несколько секунд Васильева смотрела на них, после чего усмехнулась.
— Это что же за спарринги такие у подготовительного курса, что кожа аж до костяшек сбита? Слезай давай!
— Да ничего страшного, — ответил я. — Заживёт.
— Спускайся, — вновь потребовала Анна Леонидовна. — Тут дело двух минут. Мне от мамы дар лекарки достался по наследству. По отцу-то все военные, а вот по маминой линии — лекари. Я хоть и пошла на военную службу, но дар-то родовой у меня никуда не делся. Иногда использую.
Отложив перфоратор, я спустился со стремянки. Преподавательница взяла меня за руку и отвела к дивану.
— Садись, лечить тебя буду, — с улыбкой произнесла она, похлопав по сидению рядом с собой. — Нормальными руками и работу сделаешь лучше и быстрее.
Спорить я не стал. Сам ведь искал способ подлечить руку, так чего ерепениться? Тем более очевидно, что Анна Леонидовна сдавать меня не собирается, а если залечит повреждения, то и доказательств никаких не останется, что я в драке участвовал.
Опустившись на сидение, я протянул ей руку, и преподавательница стала водить самыми кончиками пальцев по моей ладони. Едва уловимое зеленоватое свечение окутало её руки, а я ощутил, как с каждым её прикосновением в меня проникает несущая лечение магия.
Никогда прежде меня не лечила одарённая. Даже Анастасия Александровна ни разу не использовала свои способности на мне, хотя была частой гостьей у нас из-за отцовских приступов. Как-то удавалось мне до этого дня обходиться традиционной медициной, не прибегая к магии.
И ощущения, которые я сейчас испытывал, было сложно описать. Лёгкое тепло от прикосновений красивой женщины плавно перешло в приятный жар, постепенно переходящий от пальцев руки до плеча. И двинулось дальше, захватывая всё тело.
Чувствуя, как будоражит эта энергия, я взглянул на Анну Леонидовну.
Глаза преподавательницы подёрнулись поволокой, она чуть прикусила губу и прерывисто дышала. Первой моей мыслью было, что ей тяжело даётся лечение без должной практики, а затем мой взгляд остановился на вырезе её блузки.
В горле моментально пересохло.
