Хуго и Регина пожимают друг другу руку и, кажется, ничего не понимают.
— Феликс, это твой дедушка…
Парнишка, вообще-то, не дурак, но тут вдруг растерялся и скосил глаза на мать. Всем кажется, наверное, что у меня, старушки, совсем крыша поехала.
Приходится долго и суетливо объяснять, что к чему, и тут наконец до Хуго первого доходит:
— Потрясающе! — восклицает он, засияв. Регина рыдает, Феликс совсем сбит с толку. Может, не стоило выкладывать им сразу все, надо было кое-что оставить при себе?
Феликс бежит за водой, брызгает матери на голову, режет пирог, в общем, пытается заняться чем-нибудь полезным.
Я утешающим жестом обнимаю плачущую дочку.
— Мой отец же дядя Антон, — всхлипывает она, — и тетя Ида тогда еще была жива…
Тут уже Хуго становится как-то неловко, и он переключается на Феликса.
— Мне всегда хотелось, чтобы у меня был сын, — признается он.
— Ну тогда, значит, все в порядке, — осторожно откликается Феликс. — Я, значит, ваш внук.
— Да, внук, провалиться мне на этом месте, — соглашается Хуго.
Когда Регина наконец приходит в себя, мы открываем шампанское. Я больше пить не буду, а то с тех пор, как приехал Хуго, только этим и занимаюсь. Хуго, кажется, весьма рад, справляется, когда у его дочери день рождения, высчитывает что-то, губы его что-то шепчут, пальцы барабанят по столу.
— Ну, парень, а барышня у тебя есть? Феликс подмигивает мне, я улыбаюсь.
— Хм, какие проблемы? — отвечает он.
— Ее зовут Сузи, — с гордостью добавляю я.
Хуго вдохновлен и, как патриарх в своей семье, произносит патетическую речь, которая сводится к высказыванию: «В твои годы я уже был отцом семейства!» И многозначительно заканчивает: «Только не переусердствуй, здоровье береги».
Феликс, хитрец, знает, чем парировать, и в том же духе отвечает:
— Да уж кто бы говорил…
Регина между тем как-то неуклюже вызывает меня на откровенность. Довольно бестактно с ее стороны — я же только что все объяснила, во всем призналась, нет, ей надо удостовериться, что Хуго изменял со мной Иде, а я с Хуго — Антону. Да кто бы тут праведницу из себя строил, сама-то мужа бросила. Чтобы не расплакаться, ухожу на кухню.
И только я возвращаюсь к ним, как Регина и Хуго хором вопрошают:
— А чего ж ты молчала-то столько лет?
Сначала гордость не позволяла, а потом просто струсила. Феликс наконец надо мной сжалился:
— Давайте дадим нашей бабуле отдохнуть. Она совсем измучена.
И все сверлят меня взглядами.
Я трясу головой. Ну нет, этот день я уж как-нибудь переживу.
— Да-а, кстати, о бабушках. Регина, вот ты сейчас удивишься! — Я открываю альбом с семейными фотографиями. К сожалению, сохранился только один снимок родителей Хуго — на Идиной свадьбе.
Феликс, Хуго и Регина потрясены. Моя дочь как две капли воды похожа на свою свежеиспеченную бабушку, которая на карточке как раз в таком же возрасте.
Тут Хуго совсем размяк.
— Ой, дочка! — В порыве нежности он обнимает Регину за плечи.
А она трясущимися руками все протирает свои очки. Феликса ждет Сузи, поэтому он пытается поскорее отправить меня спать.
— Ох, да иди уж, — говорит его мать, — только машину мою оставь.
Феликс всех обнимает на прощание и исчезает. Представляю, как он сейчас будет расписывать Сузи во всех подробностях сцену воссоединения семейства.
Я убрала бы альбом подальше, но Хуго залюбовался свадебным снимком и не выпускает его из рук.
— А тебя почему нет, кстати? А, Шарлотта?
— Потому что я болела, чуть не умирала, — отвечаю я и вырываю у него фотографию.
Беременная Ида выглядит потрясающе, этого у нее не отнимешь.
Регина листает альбом и все шепчет:
— Толстый, тонкий, толстый, тонкий.
О чем это она? Оказывается, все члены нашего обширного семейства пошли либо в коренастого, упитанного, плотного отца, либо в худенькую, изящную маму.
Кажется, Регина демонстрирует свои профессиональные навыки, притом запросто, без церемоний. На Хуго это производит впечатление, но когда очередь доходит до его толстой законной дочери, его это задевает.
— Ты Хайдемари уже сообщила, что у меня еще одна дочка есть? — с опаской спрашивает он. — Она была так привязана к Иде. Мне кажется, сейчас не лучший момент…
Спокойствие, только спокойствие, ничего я ей не говорила. Побережем ее пока что.
— А Ульрих уже знает? — нервничает Регина.
Да нет, не знает он ничего. Сегодня я устроила премьеру своего шоу только для них.
У Регины лихорадочно блестят глаза. Она тоже, кажется, собирается нас покинуть. Побежит звонить брату в Гейдельберг и Веронике в Лос-Анджелес. Хотя я бы предпочла сама сообщить новость моим детям.
Регина замечает, что я уже в полном изнеможении.
— Ладно, отвезу дядю Хуго, вернее, теперь уже папу Хуго, в гостиницу, перекушу и утром приеду к тебе опять. Сегодня, слава Богу, только суббота.
Ну, наконец-то все убрала, навела порядок. Лежу в кровати и слушаю ночную тишину, а сердце колотится, просто из груди выскакивает. Поздно уже, но Хуго, наверное, в гостиничном номере тоже не спит. Регина обзванивает всех, а Феликс уже более-менее пришел в себя. Вряд ли он сильно переживает оттого, что его дедом оказался не какой-то дядя Антон, а совсем другой дядя Хуго. Развод своих родителей мальчик перенес гораздо тяжелее, даже и сравнивать нечего.
Все мои дети называли Антона «дядей», даже Регина, которая считала его своим отцом. Да уж, тяжелые настали для нас времена, когда Антона выписали из больницы. Стоя на протезе, делать массаж он уже не мог. А когда сидел, ему не хватало сил, чтобы массировать тугие мышцы. Так что скоро у него осталось лишь несколько верных пациентов, которые были довольны и теми слабыми потираниями, что у него теперь получались. Денег не хватало, мне пришлось работать и дальше.
Регине было восемь лет, когда Антон умер от воспаления легких. Его смерть дочку так потрясла, что с тех пор она стала часто болеть и сильно отстала в школе. Вот тогда, наверное, я была просто обязана познакомить эту болезненную девочку с ее родным отцом. Но я испугалась: а вдруг Хуго ее не признает, не захочет? И Ида, она больна, а я причиню ей такую боль, у нее и так жизнь не из легких.
Что меня злит больше всего, так это моя же собственная болтливость. Ну вот зачем, спрашивается, дернула меня нелегкая рассказывать Регине, что я после ее рождения встречалась с Хуго? Ну соврала бы, что была верна дяде Антону, она бы хоть не так переживала. Ну что я за дура!