страшные вещи
После запрета только и делала что забиралась на старую яблоню и часами смотрела на цыган. Отец, может быть, совсем не отец ей, мать уж точно ей совсем не мать, среди цыган она станет своей, примут её в яркие краски, разговоры у костра... Мать возвращалась с собраний заряженной против цыган и наэлектризованной «выслать из страны... хватит нам уже отбросов со всего мира» гордился тем, что сохранил работу
У матери есть недостаток, слабое место: с ней можно говорить логически. Отец это использует. Переходит в наступление. Хочет знать, о чём они говорят на собраниях. До сих пор не выросла и хочет жить в сказочном мире... Спокойно доедает яичницу, вытирает тарелку кусочком хлеба и съедает его — новая привычка. Цыганка в длинной цветастой юбке бросает какую-то смятую бумагу в костёр.
Сравнила себя с другими детьми в классе... Увидела себя красивой, сильной... Быть красивой на сцене... Живительный, трагический, искрящийся свет... Трудно поверить, что такой глубокий мрак не под ней и не сверху, а впереди... Прекрасно справилась в первый раз, без волнения, на подъёме, в каком-то светлом одиночестве... Ей не нравились люди из тени... Только те, кого видно всегда. Слушать разговоры, слушать смех и смеяться. Её смех был теперь другим... На занятиях по актёрскому мастерству её научили смеяться.
Что-то в ней готово было подняться навстречу этой странной музыке... На репетицию на велосипеде в голубом платье, в котором её руки совсем открыты. Приезжает на грани опоздания. Всегда лучше сразу к делу. Говорит, не глядя на неё — этого не видно из зала, но ей это заметно... На окно — это кусок картона с четырьмя кривыми отверстиями который висит на стене... Уже ночь. Ещё позже мир сомкнётся до размеров дома; утром возникнет новый мир с другой погодой, другим небом и солнцем, а каждый дом впитает в себя прошедший день и каждый человек в нём станет на день старше. На улице никого нет. Она раньше никогда не видела эту улицу в темноте. Фонари горят ровно. Незаметно начинается и тихо идёт дождь. Капли касаются открытых рук. Дорога становится чёрной и блестящей. В ней стало меньше или больше света? Дождь уже на лице. Ей
На самом деле я не слишком любила театр. В нём много натуги, фальши. Трудно на сцене быть естественной, пытаться переживать настоящие чувства, одновременно произносить эти выспренние, громоздкие стихотворные строчки.
Человек просто не может говорить ничего похожего. У Максвелла Андерсона были строчки которые я помнила потом десятки лет, именно из-за их неестественности они врезались мне в память. И я не скучала по школе на каникулах. Хотелось как можно скорее уехать из дома. Родители стали ссориться чаще, под конец это была одна непрерывная ссора со своими приливами и отливами, со своим содержанием. Хотелось уехать от матери. Вырвать из себя всё, что во мне было от неё, похожего на неё. Это, конечно, совсем не удалось. Лучше получалось развивать в себе то, что ей не нравилось. Она не любила искусство сверх меры — тесной, спартанской меры — может быть, картина на стене, желательно реалистичный пейзаж, и без глубоких мыслей, сильного чувства — сходить в кино раз в месяц — ну, или раз в две недели; и никакой музыки. Я заставила себя любить джаз, классическую музыку, рисовать и читать. Насколько драмы в стихах неуклюжи, настолько сами стихи могут быть живыми — особенно в современной... Всегда верила в переезды, в перемену мест... Первый раз труднее всего. Мне удалось получить стипендию — поехала в одном платье, другой одежды у меня не было.
Искала работу. Взяли в страховочную компанию. Добираться долго, но платили неплохо. Говорил только о себе но в то же время умел забыть себя и полностью отдаться чему-то увлечься до самозабвения. Глаза печальные испуганные всегда живые. Большие спокойные руки. Мне было тепло с ним. К тому же, читал мне стихи, я влюбилась в него. Он был полной противоположностью моей семье. Нам казалось, что мы всё можем. Свободны от того, в чём увязли другие. У нас получится то что у других так и остаётся в детских мечтах. Мы были очень смелыми. Мы решили пожениться и уехать на край света. На север. Когда я сказала ему, что беременна, он спокойно ответил что пионеры рожают детей в полях, берут их под мышку и шагают дальше — с оптимизмом и нежностью — сказал, что всё хорошо. Я никогда не хотела видеть его насквозь. Не хочу быть с человеком, чьи мысли и чувства я понимаю полностью.
Мы поселились на просторной улице в одной из тесных квартир старого кирпичного дома. Прямо напротив нас католическая или православная церковь в которой кажется был только один большой колокол с незабываемым звуком начинал мерно бить и всё вокруг как будто каждая вещь в доме впитывали слушали этот гул вздрагивала каждый раз когда начиналось по спине рукам шли мурашки такой древний и человечный звук. Должно быть, он очень сближал тех, кто посещал церковь. Мы туда не ходили ни разу.
Мы вместе записались на вечерние курсы живописи, стали ходить сначала вместе, потом я ходила одна. Все старше меня, взрослые, с бородами, кажется у них курсы были средством для решения проблем не связанных с живописью эти взрослые люди в длинных пальто, худые, с тревогой в глазах, рассаживались вокруг цветка в вазе — или нескольких цветов — и с серьёзным, надутым видом чертили что-то на бумаге, пытаясь перенести на неё цветы...
Началась война.
Сначала мы писали много писем друг другу. Он хотел знать всё про сына, все подробности, каждое новое движение, слово, и... наши дни поминутно, пока... иногда по два письма в день. Прекрасные письма. Хотела... стать холодной... в то же время читать его письма с упоением... в начале войны с трудом могла... его с его письмами чувствовала что пишет не мне другой несомненно любимой — не так как он любил меня — любимой отчаянно
Я стала холодной — похожей на мать... война изменила его... он не смог бы вернуться ко мне... я не была ему нужна... ему нужен был сын, его будущее, может быть, его чистота, я не знаю. Мне не хотелось продавать... как-то использовать эти вечерние курсы рисования... нашла работу — чертёжником... ничего не знала о черчении... не уволили, а отправили на чертёжные курсы... повышение квалификации. Точнее, приобретение квалификации. Поселили в общежитии инженерного
