Весть ниоткуда… То, чего боялись жены моряков времен парусного флота — когда медлительная, случайная почта доставляла письма давно погибших людей.
Федор стартовал со старого космодрома Луна-2. Я попросила комитет здравоохранения перевести меня на Луну: хотела быть там, где он проходил последний раз. Я выдержала конкурс на замещение должности главврача в Селеногорске, а по истечении трехлетнего срока осталась еще на срок — а дальше видно будет.
Казалось, я привыкла к мысли, что все у меня кончено, и остается только коротать годы. В Селеногорске я нашла себя. Скромная лечебная практика, кое-какие наблюдения, книги. Ненавязчивая и потому особенно трогательная забота Кости и других ребят помогли мне сохранять душевное равновесие. Мне хотелось быть нужной им — и больше ничего. Прав Илья: не каждому греметь.
И вот — Алеша…
Я выплакала себя всю. «Милый мой, — сказала я ему, — Алешенька, на Земле полно чудесных девчонок. Зачем тебе пепельный свет?» Он ответил: «Люблю на всю жизнь…»
Я ничего ему не сказала. Не хотелось омрачать его радость. И мою… Завтра он сам узнает.
Не хочу больше изнемогать в вечной тревоге и ожидании. Почему я должна мучиться? Разве я не имею права на счастье?
Вот так, лунный доктор. Я не героиня. Всего лишь женщина, которой нужно быть нужной не только человечеству, но и человеку…
А теперь позвоню Прошину и отдам ему заключение.
Позвонила. На экранчике видеофона Прошин выглядел гораздо человечнее чем в прошлый раз. Не такое уж замкнутое у него лицо. Разговор был очень короток. «Петр Иванович, послушайте, что я решила…» — «Мне безразлично, что вы решили». — «Так разрешите передать вам заключение». — «Завтра в двенадцать ноль-ноль». — «Но ведь завтра вы стартуете…» — «Старт в семнадцать. Обдумайте еще раз. До свидания». И Прошин выключился. Да, этот человек не терпит лишних слов.
Сегодня продолжалась дискуссия в библиотеке. Старый Шандор говорил недолго. Подтвердил, что неожиданный выброс тау-частиц столь высокой концентрации вносит существенные поправки в общепринятую теорию, и это обязывает теоретиков принять в качестве рабочей гипотезы идею Бурова о трансформации тау-частиц. Но выразил некоторые сомнения. Он говорил весьма сдержанно, так же, как и выступившие после него Крафт, Ларин и Костя Веригин. Спокойно начал свое выступление и Илья. Он развернул большую таблицу. Насколько я поняла, вначале речь шла о необычности формы наблюдаемого выброса. Данные, поступающие с большого инкрата, якобы наводят на мысль о направленном пучке. Из этого Илья сделал странный вывод: будто на Плутоне есть нечто такое, что может служить естественным концентратором и отражателем тау-частиц. Более того, он не исключает искусственного происхождения нынешнего выброса. Я подумала, что ослышалась. Но Илья, как ни в чем не бывало, продолжал развивать эту мысль. Разве не доказано учителем Шандором, что Плутон в Солнечной системе — тело инородное? А если так, то вполне допустима мысль, что многие тысячелетия, а может, миллионы лет тому назад, до взрыва сверхновой, на Плутоне, обращавшемся вокруг своего светила, существовала цивилизация. Какие-то остатки ее технических достижений могли сохраниться и поныне. Чем иным можно объяснить установленную Юджином Моррисом цикличность роста и распада «деревьев» Плутона?
Тут Шандор Саллаи спокойно заметил, что при всей романтичности такой гипотезы предметом серьезного разговора она быть не может. Тысячелетние странствия Плутона в открытом космосе отметают напрочь любую возможность высокоорганизованной, и уж тем более разумной жизни — даже если она там и существовала до взрыва сверхновой.
— У кого поднимется рука низвергать такие истины? — сказал Илья. — Но смею напомнить, что в вопросе о приспособительных свойствах живых организмов полная истина еще не достигнута. Храмцова давно занимается этой проблемой — пусть она теперь скажет.
Поднялась Инна. Вздернув тоненькие шелковистые брови и часто моргая, она заговорила высоким своим голосом, и снова я испытала странное чувство, будто слушаю не ту Инну, с которой была когда-то дружна, а — другую.
Говорила она умно, напомнила общие сведения о механизме светового воздействия на живую клетку, процитировала Тимирязева («все световые волны, независимо от их длины, могут оказывать химическое действие»), процитировала Чижевского — о Солнце как источнике энергии, оживляющей Землю, о том специфическом электромагнитном излучении Солнца, которое Чижевский когда-то назвал «зет-фактором». Мы живем, потребляя конечные результаты солнечного излучения — в виде тепла, продуктов фотосинтеза…
Буров, сидевший рядом с Инной, исподлобья взглянул на меня. Будто хотел спросить: «Каково?»
И еще два глаза — два сияющих глаза — были устремлены на меня. Я старалась не смотреть на Алешу. Мне было радостно, но угнетало сознание, что я утаила от Алеши то, что для него всего важнее. Вспомнился вычитанный в какой-то книге афоризм, что оружие женщины — хитрость. Но я не хочу хитрить. Это оскорбительно для нас обоих…
Тем временем Инна — я снова прислушалась к ее высокому, замирающему в конце фраз голосу — развивала идею, некогда высказанную Циолковским, идею о неких «эфирных существах», свободно живущих в космическом вакууме и получающих энергию, как растения, непосредственно из окружающей среды… И еще она говорила — об оранжевых бактериях и марсианских микроорганизмах, умеющих извлекать кислород из окисей железа в почве… и о хитине, который предохраняет насекомых от губительного действия ультрафиолетовых лучей…
Слушали ее уважительно. Но когда она поблагодарила за внимание и села, Костя сказал, что, при всей серьезности ее сообщения, в нем не содержится никаких аргументов в пользу гипотезы об искусственном происхождении наблюдаемого тау-потока. Да, приспособительные возможности организмов огромны, но — отдает ли Инна себе отчет в том, какие условия требуются для существования развитой цивилизации?
— Вам вынь да положь на стол внеземную цивилизацию, — снова подал голос Илья, — чтоб можно было поглазеть и понюхать. Тогда вы, может, удостоите ее признанием. Аргументы! Сколько лет мы с Храмцовой пытаемся вас всех убедить, что преобразующую деятельность разума во Вселенной надо расценивать не по земным критериям, что отсутствие бесспорных аргументов доказывает лишь сложность проблемы…
Костя возразил, Илья запальчиво ответил, и опять, как вчера, поднялся шум, и Виктор громовым басом потребовал прекратить нападки на исследователей. Шандор помалкивал. Сидел, полузакрыв глаза, бесстрастный и, казалось, далекий от споров.
Я встретилась взглядом с Инной. Она попыталась улыбнуться, но улыбка получилась вымученной.
Тут встал Лавровский. Он не пытался перекричать спорщиков, а просто заговорил нормальным голосом, но почему-то все притихли и стали слушать. И он не изрекал истин, не обвинял и не развенчивал. Просто напомнил, что техническая цивилизация непременно излучает отработанное тепло, главным образом в инфракрасной области спектра, и поскольку спектральные анализы Плутона этого не подтверждают, значит, об упомянутой цивилизации и говорить нечего. Иная форма цивилизации? Сомнительно, но не исключено. Организованный характер тау-потока? Скорее, естественный процесс, природа коего пока неизвестна. И поэтому не нужно категорических суждений. Завтра отправляется Вторая Плутоновая — может быть, ей удастся установить причину наблюдаемого выброса, если только источник его действительно находится на Плутоне. Давайте же, не прекращая наблюдений, отложим теоретический спор до возвращения экспедиции.
