закрываю рот рукой, пальцы дрожат.
— Он умер. Ударился головой о камень.
В комнате становится почти невыносимо холодно, и вдруг это присутствие исчезает. Давление ослабевает, а сердце бьется так быстро, что меня слегка подташнивает.
— Он умер, и Элис поклялась, что земля будет проклята, что никто из нашей семьи не будет жить спокойно, пока справедливость не восторжествует. И она была проклята. Так и было. Наши семьи десятилетиями боролись из-за той ночи и участка в тридцать акров. Кому он принадлежал, так и не было зафиксировано. А все женщины в нашем роду, и ты, и я, мы можем… чувствовать то, что не должны.
— Что случилось с Элис? — Я не хочу знать. Мне нужно знать.
— Это ужасно. — Тилли тоже дрожит.
— Расскажи нам, — настаивает Уорд.
— Она бросилась с крыши через неделю после похорон Генри.
— О, нет. Бедная Элис. Бедный Генри. — Мои глаза полны слез, и одна скатилась по щеке Тилли тоже.
Но она еще не закончила.
— Ее отец никогда больше не был прежним. Он упился до смерти в годовщину ее смерти на следующий год. Его нашли в лесу, где погиб Генри, с медальоном, в котором находился портрет Элис.
Ее голос стал таким тихим, что мне приходится напрягаться, чтобы расслышать ее.
— Наши семьи страдают уже больше века. Эти бедные души, все трое. Их прошлое преследует нас с тех пор, и становится все хуже. Не знаю, почему, но знаю, что превосхожу всех.
— Не могу поверить, что говорю это, Тилли, но… кажется, я действительно могу поверить тебе.
Сидящий за столом Уорд застыл на месте, но и он не отрицает этого. Он поднимает на меня одну бровь, как бы спрашивая, серьезно ли я говорю.
Я киваю ему, и он пожимает плечами.
— Как мы можем помочь? — спрашивает он, и во мне вспыхивает симпатия к этому большому человеку.
Но Тилли только качает головой, пожимая плечами.
— Я не знаю. Я не знаю.
* * *
Тилли настаивает на мытье посуды, и я оставляю ее, а сама провожаю Уорда до его машины. Я обнимаю себя руками. Ночной воздух бодрит. Техас наконец-то сдается и решает, что осень все-таки наступила.
Мы оба молчим, но это комфортная тишина, которой стоит насладиться.
Над головой ярко светят звезды, небо над Пайни Вудс чистое.
— Можно я отвезу тебя обратно в «Дворец кисок»? — Он улыбается, и я тоже.
— Звучит официально, когда ты так его называешь.
— Во «Дворце кисок» нет ничего неофициального. — Он серьезно кивает, и я пихаю его, смеясь. — Очень серьезное место, «Дворец кисок».
— Могу я кое-что сказать?
Он прислонился к капоту машины.
— Всегда.
Мой голос звучит как шепот.
— Я боюсь. Я не хочу оставаться там одна.
— Поехали ко мне домой, — говорит он, его голос хриплый. — Останься со мной на ночь.
— Хорошо, — тихо соглашаюсь. — Позволь мне пожелать Тилли спокойной ночи.
— Поторопись, — говорит он хриплым голосом.
И я спешу.
Глава 16
Уорд
Тара снова сидит на пассажирском сиденье моего джипа, такая красивая, что кажется едва ли реальной. Все, что происходило с того момента, как я появился у двери Тилли, казалось нереальным.
— Ты хочешь обсудить это? — спросила Тара. — Ну, знаешь… о чем мы говорили за ужином?
Луна сегодня такая яркая, что я вижу страх на ее лице, несмотря на поздний час.
— А ты хочешь? — подстраховываюсь я.
— Нет, не сейчас. — Она устало откидывается на спинку кресла. — Я просто… хочу забыть обо всем этом. Пока могу, по крайней мере. Трудно забыть, что случилось в старом Замке Китти15.
Я фыркаю, поворачивая машину на свою подъездную дорожку.
Не знаю, только ли мне это кажется, или Тара чувствует то же самое, но каждая клеточка моего тела пылает от предвкушения. Я улавливаю абсолютно все, восхитительный аромат духов на ее коже, то, как лунный свет играет на ее темных волосах и гладкой коже, то, как подрагивают ее идеальные губы.
— Мне нравится, что ты здесь, — говорю ей, а потом надеюсь, что не сказал это слишком рано.
— В твоей машине?
— У меня дома, со мной.
— Не знаю, — говорит она, и мое сердце замирает. — Мне кажется, что я должна быть одета в фирменную футболку с надписью «Дворец кисок», чтобы почувствовать себя дома.
Я заливаюсь смехом, голова кружится от облегчения. Она не сказала, что не хочет быть здесь.
Боже, я так сильно хочу ее. Это все, о чем я могу думать. Она затуманивает мой разум, мои мысли, мои чувства. Все. Я прочищаю горло и глушу двигатель, но прежде чем успеваю сделать что-либо еще, Тара забирается ко мне на колени, каким-то образом умудряясь протиснуться между мной и рулем.
— Привет, — дышит она, проводя пальцами по моим щекам.
— Тара, — говорю я, мой голос срывается, когда произношу ее имя.
— Да. — Это все, что она говорит, а затем ее губы оказываются на моих, отвечая на все мои вопросы.
Я не знаю, как мне удается вытащить нас из машины и при этом удержать Тару, потому что она целует меня так, будто от этого зависит все.
Я не знаю, как мне удалось войти в дом, подняться по лестнице и попасть в свою спальню, и все это при том, что Тара прижималась ко мне, целовала меня, доводя до исступления.
— Я хочу тебя, — говорю ей с отчаянием.
Она откидывает голову назад и смеется.
— Хорошо. Было бы очень неловко, если бы я была единственной, кто хочет заняться сексом сегодня вечером.
Тара усмехается и медленно начинает расстегивать застежку на своей клетчатой юбке.
Когда она падает на пол, я совсем не обращаю на это внимания. Потому что на ней нет нижнего белья.
— А ты знаешь,
