Глава I
В Дотьиных сказках Навь завсегда представала злой и сумрачно-огненной, как адская бездна в церковных книгах и проповедях. Как неизбежное будущее Фиры в каждом разговоре с отцом. Потому она не ждала бескрайнего синего неба, нежного ветерка и зеленых лугов, не ждала вообще ничего привычного для Яви, но и к непроглядной тьме не готовилась.
Бугристый дрожащий язык волота давно сменился крепкой ровной… дорогой? Промелькнул над головой язычок малый, похожий на каплю, да сомкнулись позади челюсти, отсекая живой мир, но чернота не спешила рассеиваться.
Путевик послушно сиял, шарил лучами по округе, вертелся череп, раздражая и без того напряженных коней, вот только озарять было совсем нечего.
Мрак – он и есть мрак. Пустой и неподвижный.
Даже смрад, сперва принудивший Руслана и Фиру уткнуться носами в сгибы локтей, теперь развеялся, не оставив после себя ни единого отзвука.
Вороной шел молча, только билось громко сердце и раздувалась беспокойно широкая грудь. Может, не внове ему Навь – быт горцев оставался для Фиры тайной, – а может, спасала ее ладонь на теплой холке и толика чар, что проникали в лошадиную кровь, бежали по телу и окутывали ум звериный нежным шепотом: «Все хорошо… все хорошо».
С Бураном было сложнее. Он фыркал и ржал, дергался, рвался не то вперед, не то назад, в вечернюю Явь, и, верно, потому Руслан так долго не подавал голоса – все силы на коня уходили. Но все ж заговорил, когда стук копыт стал размереннее и тише.
– Похоже, нас все-таки проглотили.
Слова взмыли куда-то высоко-высоко и рассыпались вокруг осколками эхо.
Фира вздохнула:
– Тогда б мы, пожалуй, падали.
– Кто этих великанов знает…
– Ты. – С уст сорвался невеселый смешок. – Сам же вопил, что они как люди.
– Я не вопил!
– Еще как. И сейчас вопишь, тш-ш-ш.
Руслан явно хотел ответить, но гордость позволила только злобно пыхтеть, и Фира сжалилась.
– Путевик светит, значит, путь есть, – сказала она. – Рано или поздно даже тьме приходит конец.
«Только не пришел бы он сначала нам…»
Этого она добавлять не стала, лишь направила коня левее, когда череп чуть повернулся, смещая свет. И даже не сразу заметила, что чернота уже не такая густая. Вот мелькнула в желтоватом луче россыпь камешков на тропе, проступила из мрака заросшая травой обочина, покачнулась ветка…
Навь проявлялась медленно, нехотя, словно опасалась пускать в себя незваных гостей, но в конце концов глазницы путевика стали тухнуть, а мир вокруг, наоборот, расцвел красками.
Самыми обычными, живыми, понятными, отнюдь не похожими на нянюшкины байки.
Здесь властвовал день.
Небо было ясное, до слепоты лазоревое, с выцветшим пятном солнца в вышине, а дорога, изъезженная телегами, истоптанная ногами и копытами, широкой лентой вилась даже не меж деревьями – меж усыпанными червлеными бутонами кустами, от каждого из которых веяло сладостью и солью.
Буран походя сунул морду в один куст, тут же отпрянул и чихнул, забавно тряхнув головой.
– Будешь знать… – беззлобно проворчал Руслан, хмуро оглядываясь.
Фире тоже не нравилась эдакая лепота, даже во тьме было спокойнее. А тут и птички щебечут, и вон заячья шерстка мельтешит в зелени, и дышится так легко… что еще тревожнее на душе и беды невольно ждешь со всех сторон.
– Это точно Навь, – Руслан не спрашивал, утверждал. – Чувство, что в паутине липну.
– А так и не скажешь, – тихо отозвалась Фира.
Она тоже липла. С каждым шагом словно добровольно все глубже погружалась в топь и не могла остановиться. Нет, идти тяжелее не стало, просто кожу кололо и свербело под ребрами, но разве могло на изнанке быть иначе?
Тропа вела их на холм, все выше и выше. Внизу темным ковром расстилался лес, неотличимый от того, другого, явного, а по другую сторону…
Фира даже замерла на вершине, пораженная открывшимся видом, и вороной рядом с ней заржал.
– Всякого я ожидал, но это… – Руслан тоже остановился, сдвинул брови еще сильнее – а может, они давно срослись от вечного недовольства – и руку в бок упер. – На кой нечисти город?
Город и вправду был.
Раскинулся на берегу озера настолько прозрачного, что, казалось, даже отсюда, верст с пяти, проглядывалось илистое дно, вспоротое крабами и рыбешками. Вода омывала две красноватые скалы, безупречно гладкие, будто руками людскими обточенные, и замыкала круг где-то далеко-далеко, у бесконечной песчаной пустоши.
– Почему обязательно нечисти? – пожала плечами Фира. – Мало ли кого Навь приютила… Мы же здесь.
– Надеюсь, ненадолго. Идем?
Она понимала сомнение в обычно уверенном голосе Руслана, понимала его опаску. Слишком уж приветливо выглядел город, слишком уж… незнакомо?
Избы расписные выстроились кольцами, одно в другом, словно хороводы водили и остановились отдышаться. Посередь торчал одиноким деревцем терем, такой тонкий и высокий, что того и гляди крениться начнет и набок завалится. Бурлило торжище, наверняка шумное, пусть на вершину холма и не долетало ни звука, и сновал по улицам народ в алом, белом и золотом, бегал, суетился. Казалось, все разом из домов высыпали, и теперь городок походил на встревоженный муравейник.
Но самое главное, не было здесь врат, через которые можно въехать гостем. Не было стен, ни внутренней, ни внешней, или хотя бы низенького частокола. Как будто не злая Навь окрест раскинулась, а безобидная добрая сказка. Или же все, кого стоило опасаться, уже находились внутри…
– Не успокоишь меня, что это просто город? – Фира взобралась в седло и криво улыбнулась.
– Это просто город, – проворчал Руслан, – пусть даже полный темных тварей.
– Ну спасибо…
Радоваться бы, что прибавилось в нем осмотрительности, но если даже твердолобый бесстрашный князь насторожился, то верно стоило готовиться к худшему.
Фира направила вороного вниз по тропе, сзади застучал копытами Буран, и вскоре земля утоптанная сменилась звонким камнем. Дорога, мощенная разномастными белеными осколками, подалась вширь и сделалась прямой что стрела. «Цок-цок-цок» летело по округе, возвещая об их прибытии не хуже церковных колоколов, но никто не бежал навстречу, не взмывали в воздух луки и мечи, не выл тревожно горн.
А вот праздничный гомон с каждым мигом становился все громче, все радостнее. Разливалась над крышами песня, стучали бубны, выплескивался в просветы меж домов счастливый смех. Теперь Фира видела золотое солнце на красных стягах, что хлестали по ветру над домами, и могла различить отдельные слова в веселом шуме.
– …у лета на макушке!
– …у Купалы под юбкой!
– Неделя, длись! Огонь, ярись!
Фира с Русланом замедлились, переглянулись и вслед за каменной тропой нырнули меж двумя избами.
– Неделя? – прошипела она, когда кони так сблизились, что едва не огладились боками. – Не могла уже седмица пролететь!
Свадьба была в неделю[15], и с тех пор прошло… Фира потерла лоб, пытаясь сосчитать, сколько раз день менялся с ночью. Получалось плохо, но седмицей там точно не пахло.
– Ну, Купалу мы тоже славили уже давненько, так что вряд ли стоит доверять здешнему счету, – усмехнулся Руслан. – Видать, у нелюдей свои порядки.
– Да что ты заладил! Здесь вполне могут жить лю…
– Тпру-у-у, господа хорошие! – Стоило выехать на узкую и на удивление пустынную улочку, как из ниоткуда выскочил вихрастый босоногий мальчишка и замахал руками перед лошадиными мордами. – Только не верхом!
Вороной гордо фыркнул, Буран чихнул в мальчишескую ладонь, а Фира вздохнула. Признавать правоту треклятого князя не хотелось, но придется, если здесь все такие же, как этот встречающий.
Не то чтобы нелюдь, но…
– А пешим, значит, можно? – спросил Руслан, словно не замечая ничего диковинного.
– А тож! – разулыбался малец.
– И мечи не заберете? – не унимался Руслан, еще и вцепился одной рукой в ножны на поясе, а другой – в ремень, что волотов дар за спиной удерживал.
– На что нам твои мечи? Своих предостаточно.
– И что ж, коней в чистом поле теперь бросать?
– Зачем в поле? Мы ж не дикие. – Мальчишка отступил, до земли поклонился, а распрямившись, подмигнул. – За мной, гости дорогие. Конюшни у нас туточки, за углом.
Ну просто мечта, а не город, невиданное радушие. Еще б не мелькали в светлых кудрях провожатого крохотные рожки и не были глаза его белыми-белыми, такими, что смотреть жутко… может, тогда б Фира и задумалась о ночлеге и ужине. Теперь же хотелось свернуть обратно на дорогу, перемахнуть через холм
